Номер 01, 2007

Звезды и тернии Сергея Астахова

Если годам давать эпитеты, то новый, 2007-й, окрестили бы «звездным». Сплошь космические юбилеи: 150-летие Циолковского, 50-летие запуска первого спутника, юбилей Центрального музея космонавтики. Думцы хотят назвать год именем Королева, но это пока разговоры. Зато точно известно, что 12 января, в главный – столетний – юбилей Генерального Конструктора президенту и другим официальным лицам в Большом Кремлевском дворце с помпой покажут фильм Юрия Кары «Королев».

О гениальности

Звезды, что ли, так сложились, но роль гения космонавтики сыграл не состоявшийся авиационный конструктор Сергей Астахов. Об этом, а еще о космическом везении и пути «сквозь тернии – к звездам» киноактер и главный «роковой мужчина» страны (по признанию жюри премии «Чайка») рассказал корреспонденту «Ст.М»:

Кроме имени, у Сергея Астахова есть еще одно совпадение с биографией именитого тезки, чья «звездная» роль досталась ему в новой картине Юрия Кары. Правда, факультет авиации Астахов бросил после первого курса, а Королев закончил с блеском и дополнил потом дипломом МВТУ, ныне «Бауманки». Звезда сериалов учился в Воронежском политехе, а гений космонавтики – в Киевском.

А ведь родоначальнику реальной космонавтики поначалу не верили, палки в колеса ставили и пальцем вертели у виска, когда тот заикался о страто- и ноносферах. Некорректно сравнивать, но Сергея до недавнего времени тоже никак не пускали в «большое» кино: даже заметные роли в телесериалах «Туристы», «Охота на изюбря», «Острог. Дело Федора Сеченова», «Черная богиня» и «Хиромант» не прибавили веса актеру. И вдруг на тебе – звездная во всех смыслах роль. Ехидный вопрос возник сам собою:

- У вас сложившееся амплуа любовника и негодяя, а Королев – серьезная, позитивная роль, которая, уж извините, никак не вяжется с вашим прежним экранным обликом. Почему выбрали именно вас, как вы думаете?

- Это знают только двое – Юрий Кара и Бог. Ну, может быть, еще космонавт Георгий Гречко, который консультировал режиссера. Или Алексей Леонов – единственный, если не считать Гагарина, кто в советские времена знал о лагерной жизни Королева. Фильм, собственно, об этом трагическом периоде в биографии Главного (как называли его коллеги) конструктора.

Я не мистик, но тут без помощи звезд не обошлось: до сих пор думаю, что в моем утверждении на роль замешаны небесные силы. Сыграть гениальную личность, фактически творца судьбы всей страны – такой шанс выпадает редко. А тут еще совпадение: я проезжал мимо Мосфильма, когда позвонил Юрий Кара, представился и предложил заехать на студию. «Хорошо, – говорю, – ждите через пять минут». В трубке – молчание, не поверили. Пришел, а мне прямо с порога: «Будете играть Королева».

Я сначала даже растерялся, принял за шутку. У нас такие роли, вы правы, принято давать проверенным, «идейным», что ли, актерам. Может, я вел себя естественно, и это подкупило Юрия Викторовича, не знаю. Но телефонный разговор Кары с Леоновым на тему «я нашел Королева» показался мне вечностью. Я боялся, что Леонов выразит сомнение насчет моей кандидатуры. И в благоприятное расположение звезд поверил, только когда услышал: «Мотор!»

- Хотите сказать, что в вашем «кастинге» участвовали космонавты, лично знакомые с великим конструктором?

- Безусловно, Кара советовался с родственниками Королева и космонавтами, но решение принимал сам, хотя сомнения и дискуссии были. Кандидатуры предлагались громкие – Машков, Миронов, Безруков – вся табаковская рать. Но режиссер, видимо, искал не засвеченного и не связанного с иными историческими персоналиями актера. Главные споры, думаю, еще впереди, поскольку Королев, как и Гамлет, и булгаковский Мастер, у всех «свой». Но что бы ни говорили, мы искренне выкладывались на площадке. Все честно, от души хотели поблагодарить Королева, и все переживали за дело.

- Даже такие корифеи, как Юрский?

- Сергей Юрьевич тщательно подбирал грим, долго входил в роль Циолковского. Казалось бы, эпизод: взял и пошел в кадр, а он готовился минут двадцать. Потом хлопушка, камера – и у Юрского совершенно другие глаза, не его, а глаза какого-то безумного старика. Что меня поразило, так это его просьбы еще и еще пройти тот или иной кусок.

- Как вы себя ощущали на площадке рядом со звездами своей юности?

- Комфортно и спокойно. Никто не тянул на себя одеяло, мне дали шанс играть, что сейчас редкость. Нет, чтобы Юрский с Фатеевой (она играет Марию Николаевну, мать Королева) читали мне лекции, – наоборот, хвалили. Я страшился и стыдился комплиментов, из кожи вон лез, чтобы показать: вот она, достойная смена, – растет! Извините за пафос, но, может, из моего поколения тоже выйдут замечательные люди и актеры?

- Начало положено. Вы где-то говорили, что Кара вас тоже удивил. Чем же?

- Такое феноменальное спокойствие, как у Юрия Викторовича, наблюдал только у знаменитого Питера Штайна. И еще у Деклана Донеллана, в чьем спектакле «Борис Годунов» я подменял Евгения Миронова в роли Гришки Отрепьева. Если честно, спокойствие это сначала пугало: казалось, режиссер должен рычать на всех подряд. Рядом же неуправляемая толпа. Студенты, которых Кара по примеру своего учителя Сергея Герасимова захватил на площадку и всем нашел работу. Массовка из местных. Шум, гам: на учебном полигоне, куда мы приехали «запускать» первую советскую ракету, реальные танки стреляли так, что стекла выскакивали. Не знаю, какие такие у Кары способности – художнические, личностные или организаторские, – но стоило ему дать отмашку, как все разом, без лишней волокиты, мобилизовались. И техники, и актеры.

- Масштаб личности, которую Кара вам доверил сыграть, давил?

- Скорее, освобождал. Возьмите обычный триллер или «мыльные оперы», где я до этого снимался: там пять-семь штампованных приспособлений, как обмануть женщину или выкрасть деньги, не больше. А в фильме Юрия Кары их тысячи. Представить только, как гений чертил ракету. На раздумье у меня полдня ушло, не поверите. Это я беру только одну из многих составляющих, не говоря уже о пытках в застенках, голоде и холоде, который мне реально выпало испытать на себе, пока ползал по сугробам на съемках.

- Актеру на роли плейбоев что-то пришлось менять в себе-Королеве?

- В собственных глазах, кажется, вырос. Накопившийся багаж подлецов и негодяев, правда, прессовал, а тут подарок небес – роль одержимого мечтой о космосе человека. Пока снимался, столько в себе откопал добра и вообще позитива, что хватило бы на десятерых. Хотя до Королева, если честно, кристально чистым себя не считал. В какой-то момент меня просто потянуло к небу, и душа как обновилась.

Ну, не могут звезды будоражить низменные инстинкты. Влюбленный ищет в них успокоение, философ – вечность. В горе и радости опять же поднимаем глаза вверх. Мне даже показалось, что Королеву свыше было дано представление о счастье, в котором люди нуждаются, не зная того. Он один знал истину, не доступную никому и подсказанную ему сверху. Иначе как бы он выдержал предательство коллег, тюремные издевательства и не отказался от мечты, в осуществление которой не было никаких оснований верить?

Подумайте только. 1932 год. Основной транспорт – лошади и паровозы, а тут какой-то чудак задумал полет в космос и докладывает об этом наркому обороны. Ворошилов даже не дослушал и пригрозил: «скажете еще слово про ракетопланы – кончите плохо». Это все равно, что мы с вами сейчас всерьез решили бы обменяться телами.

Не иначе, как «тайное» знание подогревало веру Королева в то, что человек способен улететь в железной колбе на 50 тысяч километров. А его уверенность, даже безапелляционность и жесткость вынуждали и других верить в этот космический «бред».

Я его и представил гением – светлым и страшным. И, конечно, провидцем: под свою роль подкладывал не мечту о космосе, а мысль, что мир несовершенен, и уверенность, что я – Главный конструктор – найду средство изменить его к лучшему и буквально заставлю людей лететь к звездам.

О своих «университетах»

- Сергей, да вы романтик. Неужели таежное воспитание наложило свой отпечаток?

- Тайга-то как раз сантиментов не допускает. Но что жизнь на краешке земли, в Сахалинском гарнизоне, где служил отец, научила меня прислушиваться к внутреннему голосу, совершенно точно. Семнадцать лет я провел под звук реактивных самолетов, во дворе, где только три офицерских дома, а дальше леса. Собирал карты, брал отцовский планшет и с рюкзаком уходил в туман, в тайгу – искать останки упавших кукурузников. Один, представляете! Нынешнее мое пристрастие к «железкам», наверное, оттуда – из вечного копания в авиаприборах и вычерчивания каких-то схем.

- Что же не продолжили «университеты» дальше?

- Хватило, наверное, ежедневного дребезжания стекол от взлета истребителей, чтобы отбить всякое желание к полетам в космос и авиамоделированию (смеется). Но видите, космос мне все же аукнулся, и я откликнулся.

- Тем не менее строение фезюляжей и реактивные двигатели вам все-таки пришлось изучать?

- Родители видели меня авиационным инженером, и я даже по их настоянию проучился год на авиафаке. Пилотажно-навигационные комплексы, гидравлика, диагностика авиационных двигателей – все изучал. И бросил, поняв, что это не мое. Мое все же не техника, а творческая работа. В итоге закончил Институт искусств.

- Были предпосылки?

- Да, два года игры на трубе и тарелках в армии (смеется). Учился музыке сам, в... казарменном туалете, чтобы никто не засек ненароком. Скажу честно, до конца службы не попадал в ноты. К тому же военный оркестр, куда меня пригласили, играл не очень стройно: некоторые срочники через день были пьяны. Зато с тактом (я делал просто: «ум-па-па») у меня выходило идеально.

О компромиссах

- А то, что вы способны были все начать с чистого листа, в одночасье бросить театр в Воронеже и уехать в Москву, где вроде бы ничего не светит - это тоже от кочевого образа жизни семьи военного?

- Не только. Хотелось изменить что-то в профессии, выйти на иной уровень, чтобы не скатиться до Актера Актерыча. В тридцать лет решил окончательно и бесповоротно: все меняю – сцену, город, стиль жизни. Сейчас или никогда.

Мне понятно, почему мои коллеги из провинции сбегают в Москву, но странно, почему все же многие в провинции остаются. Есть профессии, с которыми комфортно существовать только в крупных городах. Западным артистам – в Голливуде, русским – в Москве и только. Даже Питер не дает такого признания.

Я вынужден был уехать. Иначе не было смысла оставаться в публичной профессии, где главный стимул к росту – узнаваемость. Мы говорили тогда с женой, тоже актрисой, о шансах, которые надо использовать. И решили: я еду один и пробую себя в столице. Если удачно – забираю их с дочкой и родителями в новую, стабильную жизнь. Я давно пришел к мысли, что публичная деятельность требует компромиссов, и грех актеру гробить себя «далеко от Москвы». У востребованного художника больше шансов для профессионального роста.

- Даже в сериалах?

- Безусловно, я понимаю, что конструктор, советский гений в тысячу раз интереснее Чубрикова в сто первой серии. Но роли, подобные Королеву, выпадают раз в пятьдесят лет. И что же – сидеть и ждать все эти годы манны небесной? Не вижу смысла. Любые съемки – работа. Даже мой любимый Джеки Чан снимался в порнухе. Дже-ки Ча-ан! Который сейчас считается супер-профессионалом и, извините, играет со Шварценеггером в фильме «Восемь дней вокруг света». Даже он.

Все мы начинали с «малого» кино, и у всех случались неудачи. Я, кстати, насчет мелодрам и триллеров не беспокоюсь. И озабочен другим: как после Королева не потерять интерес к сериальным ролям. Но сила человеческого духа не в том, чтобы выиграть «звездный час», а – выдержать испытание победой. Вот и выдерживаю: снимаюсь сейчас в двух стосерийных проектах в ролях очередных костюмных персонажей, теперь уже главных. Но я не из той когорты, что один раз сыграли принца и отказываются от роли подпаска. Надо работать, пока есть возможность. Профессия такая.

- Но разве роли в «мыльных операх» дают творческий рост, о котором вы мечтали?

- Любая роль в сериале дает как минимум то, что мой ребенок ходит в удобной обуви, теплой одежде и питается свежими фруктами. Тысячи актеров в нашей стране даже в сериалах не снимаются. Талантливые, замечательные, лучше меня – имя им легион. И сериалы для них, как и для меня, впрочем, были бы подарком.

Не думайте, я не зажравшийся человек. Помню еще те времена (кстати, всего лишь шестилетней давности), когда я приехал в Москву, играл в массовке у Калягина в «Et Cetera», мыкался по чужим углам, «бомбил», развозил коллег по дед-морозовским халтурам и не имел денег даже на пельмени. Ночевал на полу в гримерке, а однажды попал на дачу театра им. Маяковского, и так меня подмывало стянуть хозяйскую колбасу из холодильника – еле сдержался. До сих пор удивляюсь таксистам, которые цедят сквозь зубы: «За стольник не повезу – давай пятьсот». Вот поэтому вы и таксисты, ребята! Благополучие и успех нужно выстрадать и «выголодать».

- Почему вы начали писать?

- Если вы про «Побег», то да, в каком-то смысле я попытался преодолеть сложившееся амплуа. Мне не очень нравится сериальная жвачка, в которой я участвую. Попалась на глаза повесть Олега Погодина, и мы с приятелем Димой Котовым сделали из нее сценарий, где я присмотрел для себя вторую главную роль, которую потом замечательно сыграл Алексей Серебряков. Мы просто добавили психологизма.

Идея же не новая: все видели голливудский блокбастер «Беглец» с похожим сюжетом. Причем текст писался мимоходом, «на коленках», между съемками в кафе. Кстати, я мечтаю сыграть Мартина Идена и готов был бы написать сценарий по роману Джека Лондона. Мартин мог бы стать героем нашего времени. Он сам себя сделал, прошел тернистый путь и преодолел все препятствия, но не ради того, чтобы завести счет в банке.

- А в школе у вас были предпосылки к литературному творчеству?

- Никаких. Но опыт получил, и это много значит. Сейчас мы с Димой пишем второй сценарий, какой – не скажу, пока секрет.

Судя по тому, что Дима присутствовал во время интервью здесь же, рядом – авторский тандем, видимо, и правда не развалился. Может, дуэт опять ловит свободную минутку между встречами, не знаю. Взглянула на салфетки – вроде не исписаны. Сергей поймал мой взгляд:

- Я ждать не могу, пока с небес упадет очередной подарок. Под лежачий камень вода не течет. Только когда сам действуешь, тебе может выпасть шанс.

Основной инстинкт

- В серии ваших бесконечных съемок и писания время на семью и любимые «железки» остается?

- Очень мало, как и у всех занятых людей. Дочка уже во втором классе, но я, к сожалению, в школе не был ни разу, за исключением первого сентября. Единственное, о чем Маша просит, – расписаться в дневнике. Что я добросовестно и делаю, толком не сознавая, что у дочери уже(!) дневник.

Она, кстати, снялась в пяти картинах. В «Дюймовочке», «Туристах»... Но рано говорить о серьезных увлечениях. Все это пока игрушки маленького ребенка, который хочет подражать отцу. А что до «железок», как вы говорите, то тяга к перемене транспортных средств пропала. Раньше машины менял, как перчатки. Теперь пребываю в поисках нового хобби, которое сумело бы меня как следует разгрузить для новой работы.

- И снова работа? В фильме «Есть идея» вы сыграли проходимца, который готов идти на все ради своей мечты – белой яхты. В жизни у вас, мне кажется, много от бойцовских качеств вашего героя.

- Просто сильная воля к жизни держит меня все время в «стойке» и вынуждает куда-то карабкаться. Но я никогда не пойду по трупам. Деньги не имеют ценности, если они не подкреплены хотя бы заботой о собственной семье. Я уж не говорю о профессионализме, которому они сопутствуют... Да, и еще меня спасает глубокая, спокойная вера, что я достоин того, что получил.

- И чувство «лимитчика», наверное, тоже?

- Провинция способна и утопить в зеленой тоске, и мобилизовать на поступки, заставить рисковать и двигаться дальше, пока есть силы. Но у Воронежа и свое преимущество перед столицей. В Москве постоянная гонка и зависимость от стереотипов, а «малая» родина дает стержень – умение сохранять спокойствие и сосредоточенность в любых ситуациях.

- Почему вы отказались от роли в «Моей прекрасной леди» Калягина и от предложения Райкина войти в штат «Сатирикона»? Это так не вязалось с вашими профессиональными устремлениями.

- Инстинкт самосохранения. Когда я приехал в Москву, повторюсь, мне было за тридцать: времени на самореализацию оставалось мало. Да, замечательные режиссеры и театры – низкий им поклон. Но, извините, эпизоды играть уже было некогда.

- По этой же причине научились играть на трубе, чтобы «откосить» от грязной работы в армии?

- Снова сработал инстинкт! С инструментом обращаться выучился в два счета, как только понял: лучше играть в духовом оркестре и приобщаться к духовности в прямом и переносном смысле, нежели чистить гусеницы танкам. Чувствуйте и слушайте почаще свой внутренний голос. Инстинкт – полезная штука. Может, единственное, что осталось в нас не заштампованным и что иногда даже приводит к результатам.

Беседовала Наталья ЕМЕЛЬЯНОВА

К началу ^