Номер 01, 2007

Технические слова

Пантелеймон Романов

На собрании фабрично-заводского комитета выступил заведующий культотделом и сказал:

- Поступило заявление от секретаря ячейки комсомола о необходимости борьбы с укоренившейся привычкой ругаться нехорошими словами. Всемерно поддерживаю. Особенно это относится к старшим мастерам: они начнут что-нибудь объяснять, рта не успеют раскрыть, как пойдут родным языком пересыпать. Получается не объяснение, а сплошная матерщина.

Все молчали. Только старший мастер недовольно проговорил:

- А как же ты объяснишь? Иной только из деревни пришел, так он, мать его, ничего не понимает, покамест настоящего слова не услышит. А как полыхнешь его, – сразу как живой водой сбрызнут.

- Товарищи, бросьте! Семь лет революции прошло. Первые годы, когда трудно было, вам не предлагали, а теперь жизнь полегче пошла. Ну, если трудно, выдумайте какое-нибудь безобидное слово и употребляйте его при необходимости. Положим так: «Ах ты, елки-палки»!..

Старый мастер усмехнулся и только посмотрел на соседа, который тоже посмотрел на него.

- Детская забава...

- Да, уж не знают, что выдумать.

- Трудно будет, не углядишь за собой, – сказал рабочий с серебряной цепочкой на жилетке. – Ведь они выскакивают, не замечаешь как.

- Товарища попросите следить.

- Что ж он так и будет следом за тобой ходить, товарищ-то этот? Он тебе в рот наперед не залезет, а уж когда двинешь, что он сделает; это не воробей, за хвост не поймаешь.

- Да, это верно, что не замечаешь. Я как-то в театре с товарищем был, – сказал другой рабочий. – Ну разговорились в буфете, барышни тут кругом. Я всего и сказал-то слова два; гляжу, барышни как брызнут чего-то. То теснота была, дыхнуть нечем, а то так сразу расчистилось, просто смотреть любо. Вздохнули свободно. Только товарищ мне говорит: «Ты, – говорит, – подержался б маленько». – «А что?» – спрашиваю. – «Да ты на каждом слове об моей матушке вспоминаешь».

- А вот за каждое слово штраф на тебя наложить, тогда будешь оглядываться, – сказал заведующий культотделом.

- Правильно. Память очистит.

- На самом деле, пора ликвидировать. А то наши ребята в девять лет, можно сказать, образованные люди, а мы все с матерщины никак не слезем.

- Никак!.. Иной раз даже самому чудно станет: что это, мать твою, думаешь, неужто уж у меня друг их слов нету!

- Вы только сначала плакаты везде развесьте, чтобы напоминало.

- Это тогда всю Москву завесить ими придется, – проворчал старый мастер.

- А что – на фабрике только нельзя или вообще?.. – спросили сзади.

Заведующий культотделом замялся...

- За городом, пожалуй, можно, ежели никого поблизости нет.

- Вот это так! Мне по морде, скажем, дали, а я, значит, опрометью кидайся на трамвай – и за город. Отвел там душу и тем же порядком обратно.

- Да еще выбирай местечко поглуше, чтобы кто-нибудь не услышал, – сказал – насмешливый голос. – Уж как начнут выдумывать, так с души воротит.

- Итак, товарищи, принято?

- Попробовать можно...

- Клади со служащих по рублю, с рабочих – по полтиннику.

- Что ты ошалел, что ли? – закричали все в один голос, и даже сам заведующий культотделом, – это всех твоих кишок не хватит.

- Ты по копейке положи, и то в неделю без штанов останешься, – сказал – старший мастер и прибавил: – ну, прямо слушать тошно, как будто малые ребята, каким сурьезным делом заняты. А что производство от этого пострадает, – это им нипочем.

- Итак, товарищи, с завтрашнего дня.

- Как с завтрашнего дня?! Дай праздники-то пройдут, а то за три дня все месячное жалованье пропустишь.

- Верно, уж проведем по-христиански, а там видно будет.

Через неделю в мастерские зашел директор. Два крайних парня сидели у станков и ничего не делали.

- Вы что ж? – спросил директор.

- Недавно поступили... Не знаем как тут...

- А старший мастер почему не объяснит?..

- Он начал объяснять, а потом чегой-то плюнул и ушел.

- Позовите его...

Показался старший мастер, на ходу недовольно вытирая руки о фартук.

- Займись с ними, что же ты? Производство страдает, страна напрягает все усилия, а у тебя без дела сидят. Так нельзя.

- Сам знаю, что нельзя, – ответил мрачно старший мастер и подошел к парням. – Ну, чего же вы?., гм... гм... тут не понимаешь?, елки-палки! Ведь тебе русским языком!.

Он недоговорил и плюнул.

- Ну, что же? — сказал директор.

Старший мастер посмотрел на него, потом сказал:

- Отойди-ка малость...

- Зачем? – спросил удивленно директор, однако отошел в сторону.

Старший мастер оглянулся по сторонам, потом нагнулся к парням и сказал шепотом:

- Что же вы, мать вашу!.. Куда ты воротишь! Не видишь?..

- Так бы и говорил, а мы почем знали, – сказали парни.

Директор оглянул рабочих, подошел поговорить, но тот, с которым он заговорил, в середине разговора вдруг осекся и оглянулся по сторонам.

- Что вы, как вареные, нынче? – сказал директор. – Недовольны, что ли, чем?

-Нет, ничего...

- А что же, в чем дело?.. Комсомол налаживает работу?

Старший мастер, посмотрев исподлобья, сказал:

- Налаживает... Скоро так наладит, что никто ничего делать не будет.

- А почему прогулов на этой неделе больше?

- На стороне много работали, – сказал председатель фабзавкома.

- Это почему?

- Поистратились маленько, прирабатывали...

- На что поистратились?

Председатель не знал, что сказать, и оглянулся на подошедшего заведующего культотделом.

- На культурные... цели.

- Так, милый мой, нельзя. Вы на культурные цели сбор делаете, а материальная сторона терпит убыток. Это я тогда ваши культурные цели к... матери пошлю. Ни в чем меры у вас нет. Вот хоть бы взять эти плакаты: вы их столько понавешали, что куда ни ткнешься, везде они в глаза лезут. Намедни приехал замнарком, осмотрелся этак издали в зале и говорит: «Хорошо посмотреть, сколько у вас плакатов. Это что – лозунги?» А я, признаться, не посмотрел, да и говорю: «Лозунги». А потом к какому плакату ни подойдут, а там все про матерщину. Гляжу, уж мой замнарком что-то замолчал. Я ему диаграммы показываю, а он издали махнул рукой и говорит: «Не надо, я уж читал»...

- Конечно, надо и за этой стороной смотреть, потому что эта позорная привычка так въелась, что сами часто страдаем от нее. Вот у нас был один товарищ, ценный работник, доклады хорошо читал по истории революции, но слова одолевали. Бывало, читает все ничего, как до московского восстания дойдет – так матом!.. Так вот я говорю, что против этого ничего не имею и даже сам всемерно содействовать буду. В самом деле, пора ликвидировать это безобразие.

Особливо старшие мастера, они, мать их... ни одного слова сказать не могут без того, чтобы...

- Две копейки с вас, товарищ, – сказал подошедший к директору секретарь ячейки комсомола.

- Какие две копейки?

- За слова. Обругались сейчас.

- Когда я ругался? Что ты, мать!..

- Восемь, как за повторение.

- Да пойди ты...

- Да ну их к черту, гони их! – закричали вдруг все. – Осточертели!

- Эти молокососы еще вздумают на голове ходить.

- Прямо тоска уж взяла, – к кому ни подойдешь, все молчат. У него спрашиваешь про дела, а он, как чумной, оглядывается по сторонам, потому этими двумя копейками до последнего обчистили.

- Верно! От мастеров от старших не добьешься ничего, объяснять совсем перестали.

- Покорно благодарю... – сказал старший мастер, – я вчерась за свое объяснение восемь гривен заплатил...

- У меня пять человек детей, работаю с утра до ночи, – сказал рабочий с цепочкой, – а я должен ругаться: «Елки-палки»... Прямо вспомнить стыдно, ей-богу. Только что вот на воздухе в праздник и очахнешь немного.

- Нет, уж вы, пожалуйста, свое дело делайте, а нам работу не портите, – сказал директор, – а то вы опыт устроили, а завод за неделю только 80% производительности дал.

- Молокососы, – закричали сзади, – об деле не думают... только страну разорить... и так нищие!

- Пиши резолюцию, – сказал директор.

«Ввиду невозможности быстрой отвычки от употребления необходимых в обиходе технических слов, считать принятую культотделом меру преждевременной и слишком болезненной, вредно влияющей на самочувствие и производительность». Какую меру – в протоколе упоминать не будем. Так ладно будет?

- В лучшем виде! Завтра же на полтораста процентов нагоним! – крикнули все.

А старший мастер повернулся к заведующему культотделом, посмотрел на него и, засучив рукава, сказал:

- Ну-ка, господи благослови – бесплатно!

РЕДКАЯ СЛУЖБА

Милиционер 65-го участка Иван Митрохин, попавший на свой пост после именин свояченицы, стоял, прислонившись к воротам.

- Хуже нет после водки пиво пить, – подумал Митрохин. – И оторопь какая-то берет, и в глазах чтой-то представляется. А чего бояться? Улица и есть улица, а против жуликов у меня револьверт есть.

Но вдруг вся кровь застыла у него в жилах: прямо на него шли два чудовища на четырех лапах. Шли они как-то странно, старались, видимо, держаться середины улицы, но их все сносило к тротуару, где был наметен снег.

Митрохин выхватил было револьвер, но вспомнил, что если это нечистая сила, то револьвером не поможешь, потом вспомнил, что он даже и не имеет права верить в нечистую силу.

Чудовища приближались. И у него мелькнула мысль, что это вырвавшиеся из зоологического сада медведи.

Он спрятался в ворота и ждал. Медведи поравнялись с воротами, и он ясно услышал долетевшие до него слова:

- Да, нынче напробовались, – сказал один из медведей.

- Ох... – сказал другой, хотел еще что-то прибавить, но только махнул лапой и пошел дальше.

Услышав разговор, Митрохин несмело подошел.

- Граждане, остановитесь! – сказал он, заступив дорогу.

Гражданами он назвал их наугад. Но это действительно оказались два неизвестных ему гражданина, которые шли на четвереньках.

- Почему не по правилам ходите?

- Пробовали уже всячески, – сказал один, стоя на четвереньках и подняв голову.

Он поправил наехавшую на глаза барашковую шапку м сказал заплетающимся языком:

- Сначала шли по правилам, да все морды себе обколотили.

- А главное дело, – сказал другой, не поднимая головы, – крутит какая-то нечистая сила на одном месте. Из одного угла, должно, больше часу не могли выйтить.

- Принужден задержать, – сказал Митрохин, – протокол составим, а потом вас к народному судье, значит, попросят.

- Нас судом не возьмешь, – сказал один, все еще стоя на четвереньках и утерев рот рукой.

- Судом всякого возьмешь, – сказал милиционер, – потому республика того... напрягает силы, а вы на четвереньках ходите.

- Чудак, ей-богу, – сказал другой, – на чем же нам больше ходить? Посадить тебя на наше место, так ты тоже так пойдешь.

- А кто вы такие будете?

- Дегустаторы, – сказал первый.

- Как?

- Вот и так. Все равно тебе не понять.

- А не понять, так идите. Откуда идете?

- Со службы.

- Какие же вы работники, когда пьяны оба, как стельки. Хорошо было бы, если бы я тоже так-то?

- Потому и пьяны, что идем со службы.

- Не разговаривай. Давай руку, подсоблю идти.

- Что же я, на трех ногах, что ли, буду идти?

- На двух должен идти, как все прочие граждане республики, – сказал строго милиционер.

- Прочие, да не мы...

- Тьфу ты, чорт! – сказал милиционер, – ну, ничего не понять. Как, говоришь, вы называетесь-то?

- Дегустаторы.

Милиционер, выставив вперед одно ухо, выслушал, потом, махнув рукой, сказал:

- Идите, там разберемся.

Милиционер пошел вперед, но тут почувствовал еще раз, что после водки пиво никак не следует пить.

- Эй, ты! – крикнул один из арестованных, – что ж ты крутишь? Куда тебя лихая в сугроб занесла, улицы- то тебе мало?

- Какой сугроб, тут никакого сугроба нету, – сказал милиционер, вытряхивая из рукава снег, так как он ткнулся в ограду и проехал рукавом по ее карнизу. – Какое же с вами дело пойдет, какие вы строители республики, – говорил он, подвигаясь по стенке. – Как же это вы так надрызгались?

- Сверхурочные работали, – сказали арестованные.

Милиционер оглянулся, посмотрел на них, потом ничего не сказал, плюнул и пошел дальше.

- Всяких пьяных водил на своем веку, а таких чертей отродясь не видывал, – сказал он потом.

Когда пришли в милицию, он вошел к дежурному и сказал:

- Пьяных привел.

- Опять пьяных? Ну, прямо измордовал бы их, сукиных детей!.. Кто они?

- А чорт ее знает, кто... – сказал милиционер, – и не разберешь. Только по разговору и узнал, что люди.

- Давай сюда, – сказал дежурный, – мы им покажем.

Когда арестованные, все перепачканные в снегу, со съехавшими на глаза шапками, которые они все силились поправить руками в варежках, вошли, дежурный, сидя за столом в железных очках и глядя поверх их, спросил:

- Кто такие?

- Дегустаторы... – ответил один.

Милиционер быстро взглянул на дежурного.

- Такого слова нету. Откуда шли?

- Со службы.

- С какой службы?

- Со складу.

- Значит, напились при исполнении обязанностей?

- Конечно, мы не зря пили.

- Один туман, – сказал милиционер тихо дежурному.

Дежурный, видимо, не знал, какой вопрос еще задать, и потому только, озадаченный, смотрел на арестованных.

- А почему так поздно шли?

- Сверхурочные работали.

- А почему напились? – спросил дежурный, хлопнув рукой по таракану, который, выскочив откуда-то, хотел было перебежать стол наискось.

- Потому и напились, что сверхурочные работали, – ответили арестованные.

- Вот тут и разбери их, – сказал милиционер.

Дежурный отклонился на спинку стула.

- Да в чем ваша служба-то состоит?

- В чем... Вино пробуем, сорта определяем... один там дороже, другой тоже дороже.

Милиционер с дежурным живо переглянулись.

- Чорт возьми!.. Так это, значит, служба?

- А ты что же думал! Известное дело – служба.

- Ч-чорт возьми!..

- Ну, и как же вы пробуете?

- Да так, полагается только рот полоскать и выплевывать.

- Вино-то выплевывать? – спросил с недоумением дежурный.

- Ну, да.

- Это что ж, издеваться над человеком? – сказал, сплюнув, милиционер, – пополоскал-пополоскал да и выливай? Чорта с два вылил бы я тебе! А вы-то, неужто выплевываете?

- Как придется... Да оно, когда разные сорта пробуешь, так и не выплевывамши наберешься хорошо.

- Разные – это как есть, – сказал милиционер, – особливо водку с пивом.

- И, значит, каждый божий день вот в таком состоянии? – спросил дежурный.

- Нет, так – только когда сверхурочно.

- А по своей воле сверхурочно работать можно? – спросил милиционер.

- Да ведь если работа есть – отчего же!

- Дня б ни одного не пропустил, – сказал милиционер, утерев рот.

- Садитесь, чего ж стоите-то, – сказал дежурный. – Вон, стало быть, какие должности-то еще есть!.. Значит, пей, и никто тебе ни чорта сделать не может. Вот это служба. А сейчас с нас требуют, чтобы пьяных особливо преследовать, потому пьянство агромадный вред республике делает... Хулиганство там и прочее. Ведь вот вы на четвереньках шли, значит, мы вас должны были бы забрать. А вы, глядь, по должности на четвереньках-то шли.

- А что ежели совсем не выплевывать? – спросил милиционер.

- Тогда и на четвереньках не дойдешь, – сказали арестованные.

- Здорово!

- Ну, что ж, у нас ночевать будете или проводить послать?

- Нет, сами доберемся как-нибудь.

- А завтра, значит, с утра прямо начнете?

- С утра.

- Ну, и служба... Скажи, пожалуйста!

Когда арестованные, придерживаясь друг за друга, пошли по стенке из участка, дежурный и милиционер долго смотрели им вслед, потом дежурный крикнул:

- А вакансии у вас так-то нету там?..

- Все забито.

Милиционер почесал в затылке и, выбежав за ушедшими на крыльцо, крикнул:

- А сдельно у вас не выдают?..

К началу ^