Студенческий меридиан
Журнал для честолюбцев
Издается с мая 1924 года

Студенческий меридиан

Найти
Рубрики журнала
40 фактов alma mater абитура адреналин азбука для двоих актуально актуальный разговор акулы бизнеса акция анекдоты афиша беседа с ректором беседы о поэзии благотворительность боди-арт братья по разуму версия вечно молодая античность взгляд в будущее вопрос на засыпку встреча вузы online галерея главная тема год молодежи год семьи гражданская смена гранты дата дебют девушка с обложки день влюбленных диалог поколений для контроля толпы добрые вести естественный отбор живая классика загадка остается загадкой закон о молодежи звезда звезды здоровье идеал инженер года инициатива интернет-бум инфо инфонаука история рока каникулы коллеги компакт-обзор конкурс конспекты контакты креатив криминальные истории ликбез литературная кухня личность личность в истории личный опыт любовь и муза любопытно мастер-класс место встречи многоликая россия мой учитель молодая семья молодая, да ранняя молодежный проект молодой, да ранний молодые, да ранние монолог музей на заметку на заметку абитуриенту на злобу дня нарочно не придумаешь научные сферы наш сериал: за кулисами разведки наша музыка наши публикации наши учителя новости онлайн новости рока новые альбомы новый год НТТМ-2012 обложка общество равных возможностей отстояли москву официально память педотряд перекличка фестивалей письма о главном поп-корнер портрет посвящение в студенты посмотри постер поступок поход в театр поэзия праздник практика практикум пресс-тур приключения проблема прогулки по москве проза профи психологический практикум публицистика путешествие рассказ рассказики резонанс репортаж рсм-фестиваль с наступающим! салон самоуправление сенсация след в жизни со всего света событие советы первокурснику содержание номера социум социум спешите учиться спорт стань лидером страна читателей страницы жизни стройотряд студотряд судьба театр художника техно традиции тропинка тропинка в прошлое тусовка увлечение уроки выживания фестос фильмоскоп фитнес фотокласс фоторепортаж хранители чарт-топпер что новенького? шаг в будущее экскурс экспедиция эксперимент экспо-наука 2003 экстрим электронная москва электронный мир юбилей юридическая консультация юридический практикум язык нашего единства
От редакции

Выпуском  журнала занимался коллектив журналистов, литераторов, художников, фотографов. Мы готовим рассказ о  коллегах и  об их ярких, заметных публикациях.

А сейчас назову тех, кто оформлял СтМ с 1990-х до 2013-го.

Главный художник Александр Архутик,
мастер компьютерного дизайна Алексей Колганов
и фотограф Игорь Яковлев.

Большая часть обложек и фоторепортажей – творческая работа Игоря Яковлева.

Надеюсь, что нам удастся представить Вам  увлекательную историю создания и деятельности  СтМ.

Юрий Ростовцев, гл. редактор
«Студенческого меридиана», журнала,
которому я с удовольствием служил
с 1977 по 2013 годы.

Наши партнеры










Номер 09, 2003

Михаил Жванецкий: В царстве нефильтрованных мыслей

В Большом актовом зале МУМа читал Михал Михалыч, любовно разложив на зачехленном рояле лохматые листы, исписанные синей ручкой, и потрепанный портфель, вошедший уже в пословицу. Немножко про жизнь ту и эту, немножко про любовь, немножко про "пятый пункт". Профессора и студенты соревновались в скорости реакции на смешное. "У кого-то телефон упорно звонит! - прищурился Жванецкий в ответ на треньканье чьего-то мобильника. - Меня нет, если будут спрашивать".

Его не приемлет "большая" литература. Вот и в "Литературной энциклопедии" имени Михаила Жванецкого пока нет, но писатель не унывает: "Это не последняя энциклопедия". Из "табуна" современных эстрадников Жванецкий вычеркивает себя сам: юмор "ниже пояса", который в огромных количествах выливается на нас с экрана и со сцены концертных залов, ему не понятен. А публика продолжает растаскивать на цитаты его "полуграмотные", как выражается автор, размышления о нашей жизни. И порой не понятно, где кончается эта самая жизнь и начинается Жванецкий.

Студентам Международного университета снова крупно повезло: очередное заседание АРТ-клуба вел писатель-сатирик номер один. Как обычно подбоченясь, Михал Михалыч шутил по-одесски - тонко, остро, не банально и не "про это".

Молодежь хотела было воспользоваться положением и выспросить-таки у Жванецкого о его житье-бытье, уже заготовила записки и пустила по рядам, но Михал Михалыч недовольно отмахнулся, кивая на рукописи: "Это же гораздо интереснее!" Студенты подчинились, о чем нисколько не пожалели, но вопросы писать не прекратили.

Невыездной с детства

- Описывать жизнь, которой мы жили раньше, сегодня легко. Прошло время, и сейчас она сама ложится на бумагу, - рассуждает Михал Михалыч, выбирая из стопки листков что-то о той жизни с очередями, дефицитом и вождями. - А сегодняшнее время... черт его знает! Не покоряется, не понимаю я его еще пока. Но потом оно само проложит дорожки в этом саду или поле... Я вообще выдумывать не умею - все из жизни. Владислав Петухов, о котором я здесь упоминаю, - реальное лицо, - найдя, наконец, нужный рассказ поясняет Жванецкий.

Начинает читать:

- Я впервые в жизни увидел капитализм. Я побывал в нем, я чуть ли не пил в нем пиво. Посредине Одессы, в получасе от дома. "Вам какое, - спросили меня. - У нас восемь сортов". И я обиделся. Они не имели право ставить меня в неловкое положение, я и так в нем находился всю жизнь. Разве есть пиво, кроме пива? Есть. А эти магазины, эти меха, эти бриллианты! Эти шубы, раскинутые по паркету. Посредине Одессы, где-то в 79-м или 80-м году. Я хотел крикнуть: "Да здравствует Советский Союз! Смерть провокаторам!" Но ты шепнул: "Без эмоций", и я шатаясь побрел среди всех этих людей, жрущих тропические фрукты глубокой осенью в Одессе, где заканчивался сезон болгарского перца и начинался сезон мороженой картошки. Они жрали свои фрукты, они смотрели свое кино, от них пахло Фиджеральдом и Хемингуэйем. И только я талантливый и неумолимый, в носках и босоножках среди шортов и золотых часов шмаркал носом, стесняясь достать носовой платок. Потом достал его в виде комка и вытер-таки, расцарапав лицо. Я застегнул плотнее сорочку имени Воровского, чтобы скрыть майку трикотажного объединения "Большевик", и побрел дальше по всем восьми шикарным этажам лайнера "Максим Горький", зашедшего в Одессу на двенадцать часов с немцами из ФРГ, куда я, невыездной с детства, через закрытую границу с помощью моего тайного друга, бывшего секретаря ВЛКСМ, а ныне начальника пассажирского флота, проник.

Проник и умер. И ты мне сказал: "Иди по барам, ешь и пей, что хочешь, только говори: "Я гость капитана". И ушел. А я остался. Я пил и раньше. Я много пил. Но что я пил? Портвейн с конфетой. Пиво-мочу с вяленым бычком. И синюю водяру цвета синих баб в голубом трико ниже колен, трясущихся со мной в одной очереди...

Я гость капитана с легким несварением от котлет столовой №6, состав которых еще долго будет предметом пристального изучения ученых, а сама котлета на аукционе "Сотби" уйдет за большие деньги. Что я знал, кроме этих котлет и вечно замороженных пельменей Слуцкого завода кожзаменителей?! Колбасу, употреблявшуюся с той туалетной бумагой, из которой она состояла. Что шло в запивку? Лимонад "Дюшес", который сегодня тоже улетит в "Сотби". Что я носил? Пальто, перелицованное из шинели - нам всем хватало на обмундирование, на одежду уже не хватало. Высшим достижением кулинарии для меня были оладьи со сметаной в столовой второго участка порта и бульон из крылышка курочки моей мамы.

Да, Владислав Сергеевич, как гость капитана, сдерживая эмоции, чтобы не выдать вас, я ничего не мог заказать. Я только шептал: "Вы знаете, я гость капитана". "Ну, - спрашивали меня, - что будем пить?" - "Ничего, - шептал я. - Я гость капитана" - "Может, хотите что-нибудь заказать?" - и меню на английском, который я не понимал с детства. Что заказать? Вокруг чужие люди. Мы-то всегда ели среди своих. "Что будете кушать?" - "Вот эти орешки. Я гость капитана". И я стал жевать какие-то лопнувшие орешки, не ощущая вкуса из-за скорлупы. "Может с пивом", - спросил меня. "Нет!" - откуда я знаю, каким пивом у них это запивают. Икая от соли, зашел в ювелирный: "Я гость капитана". - "Что вас интересует?" - "Ничего." - "Может быть, эти часы?" - "Да что вы, - сказал я. - Я гость капитана". Впервые ко мне приставали, чтобы я что-то купил. Это был высший стыд. Тут всем выкатили какие-то колючие фрукты. Я схватил одну или одно и почувствовал себя вором, как чувствовал всегда, когда ел.

"Вы гость капитана. Садитесь за стол, вам подадут". - "Нет, я здесь". Я дожевал в углу, корки сунул в карман и пошел искать Петухова. Ввиду полной невозможности дальнейшего пребывания в капитализме, ввиду униженности, незнания сортов пива и колбас я попросил вывести меня обратно за борт, где и остался с наслаждением в общественном туалете морвокзала среди посетителей ресторана, многие из которых мочились, уже практически не расстегиваясь. Я был среди своих. Я стал сатириком. Спасибо вам, Владислав Сергеевич, за первую экскурсию во враждебный мир, борьбу с которым мы с вашей помощью, слава Богу, проиграли.

Обессилившая от смеха аудитория оглушительно аплодировала. Михал Михалыч потянулся было за следующей рукописью, но, передумав, развернул записку из зала. Вопрос, как оказалось, о наболевшем.

- Расскажите, пожалуйста, как вы учились?

- Учился я хорошо. У меня диплом с отличием. Помню, однажды в Одессу приехал Эдди Рознер, и мы с товарищем по институту пошли за билетами. Стояли в очереди долго, но два все-таки достали... и перепродали их кому-то за двойную цену. Нас пытались схватить. Я убежал, приятель остался. Потом он пришел ко мне домой и сказал, что, если его будут пытать, все равно меня назовет... И я добровольно признался в милиции. Нас обоих исключили из института. Я потом полжизни потратил, чтобы восстановиться. Поэтому учился я очень хорошо. И работал так же. Вообще, пишущий человек должен быть очень наблюдательным. Я когда впервые залез на кран - я после института был механиком по портальным кранам в одесском порту, - узрел в оттяжке, которая держит стрелу, трещину. Если бы этот кран еще поднял груз - все это рухнуло бы к чертовой матери! Я сказал об этом и получил даже какую-то премию.

- Почему среди сатириков много людей с техническим образованием?

- Тогда просто не было другого образования. Куда попал, там и образовывайся. Куда могли меня принять? Да никуда с моим-то "пятым пунктом". Среди сатириков, кстати, еще и очень много одесситов, потому что в этом городе особая атмосфера, колорит. Вот вы знаете, что значит вежливость в Одессе? "Он заглянул во врачебный кабинет, там группа врачей делала даме укол в ягодицу. Он сказал ей потом: "Господи, какое у вас было прекрасное лицо!" Или одесский диалог. Приезжий: "Где у вас почта?" - "Пошлите со мной". - "У меня письмо". - "Пошлите со мной". - "Откуда вы знаете, куда?" - "Пошлите с мной. Я знаю, куда". - "Я по почте хотел". - "Да нет. Пошлите со мной". - "Не пошлю!" - "А как же вы узнаете, где почта?"

- Когда вы поняли, что игра слов - ваше призвание?

- Сам этого не осознаешь - тебе должны сказать об этом. Я понятия не имел, что могу писать и писать смешно. Но вот я что-то придумал, кто-то из самодеятельности с этим выступил - и получилось. Постепенно публика указала пальцем. Поэтому я иду по указке зрителей.

Если уж я заговорил о публике, то расскажу один случай. Выступаю на сцене, а на первом ряду пара: он и она. Я начинаю говорить - они начинают говорить, я замолкаю - они замолкают. И это продолжается бесконечно. Я чуть не расплакался! Испортил все произведения. Ушел со сцены, спрашиваю за кулисами: "Кто это?" Мне говорят: "Это иностранец с переводчицей".

- Что вы пожелаете современному студенту?

- Вы уже учитесь. Значит, уже опередили кого-то. Сейчас такая жизнь, что стоять нельзя. Это в той жизни можно было - тебя все равно поднимали, куда-то ставили. Сейчас надо бежать. Вы уже включились в жизнь. Здесь все - ваши враги, ваши конкуренты, соперники. Надо быть скрытным, надо уметь быстро продвигаться. И главное - не давать никому списывать. Мы ведь все время откуда-то пытаемся списать: то у Владимира Ильича Ленина, теперь вот у Америки. Вам нужно учиться быть самостоятельными.

Любовь с перерывами на реанимацию

Поностальгировав о временах застоя, Жванецкий обратился к более понятной нам, нынешним студентам, современности, где "женщины грубо шутят про половые органы, а мужчины нежно поют о чем-то своем девичьем в мехах и ожерельях", где "благодаря Соединенным штатам все мы стали зрителями: "Гремми", Багдад, "Оскар", где пресловутые олигархи "ходят в охране, шутят в охране, едят в охране". О времена, о нравы! Но даже сегодняшним дням нужен летописец. Ироничный, может быть, даже грубоватый и, наверное, циничный, как и они сами.

- Когда я еду в сторону аэропорта Шереметьево, там стоят... девочки... Шеренгами стоят. Огромное количество. Сейчас, конечно, мужской спрос совершенно задавлен женским предложением, - затрагивает сатирик весьма актуальный вопрос. - И заинтересованность в разговоре пропала. Среди мужчин исчез этот подвид бабников. Бабников нет. Были же красавцы поэты-песенники в Москве, Одессе. Их называли бабниками, они еще писали слова к песням. Хочется сказать: "Между бабами", но между делом. Это была если не профессия, то уж точно талант. Был у меня двоюродный брат в Ленинграде: высокий, красивый. Жена его рассказывала: они идут по Невскому, начался дождь, и он укрыл ее полой пальто. Она прячется у него под мышкой и слышит, что он с кем-то разговаривает, хохочет, пытается даже что-то записать. Смотрит - клеит девушку! Но такой вид исчез. Все дело ограничивается деньгами. И это, наверное, самое печальное...

Как бы там ни было, а смешное в этом печальном Михал Михалыч отыскал-таки. И получилось следующее:

- Кто из вас мог бы стоять на углу на морозе в черных шелковых чулках, в мини-юбке, в лакированной курке, на каблуках, с сигаретой? Вот ты, Степан, мог бы стоять на морозе? В шелковых чулках? А садиться в незнакомую машину? Ты один, а их там двое или трое... И тебя везут, и неизвестно куда... И неизвестно, кто там будет. И что там будут с тобой делать. Тебе кажется, что известно?.. А на самом деле неизвестно. И что тебе там подсыплют. И что ты там выпьешь. И кто за что будет тебя хватать. А ты, Степан, в шелковых чулочках! Ты, Степан, в мини-юбке! Ты, Степа, в лодочках на высоких каблуках! У тебя прическа! Ты блондинка, Степан!!! Губки накрашены, глазки подведены, на ручках маникюр, трусики тоненькие. Ты заледенел. Что они сейчас будут с тобой делать, ты не знаешь! Ты просишь предоплату?.. Это максимум, о чем ты можешь попросить. Ну заплатили тебе предоплату, ну ты положил в сумочку. Степан, это что, сейф?! Их трое, а ты один... или ты одна. И что же ты должна с ними делать? Ты, конечно, профессионалка... но что они придумают, ты не знаешь. Тебя раздевают. Твое нежное озябшее тельце царапают мозолистые руки. Такие, как у меня. Похотливые твари окружили тебя: нюхают, лижут, уже покусывают. А у тебя, Степа, парень в деревне... Любимый тобой простой сельский паренек... Вот заломили тебе ручки, Степа, ухватились за лодочки! Ну, допустим, пронесло, и ты не забеременел... Хотя сегодня у мужиков огромный инкубационный период. И все, что ты заработал, уйдет докторам. Вот кто живет все лучше и лучше, а ты все отдаешься и отдаешься. Перестань, Степан! Как ты можешь?! Ты уже газеты читаешь в минуты оргазма. Ты потерял главное - любовь стала работой. "Я выйду замуж", - рассказываешь ты себе. Да кто ж тебя возьмет? Кому нужна сочиняющая и врущая жена, а какую правду ты можешь рассказать... И тебя выгонят, и ты вернешься на панель, разогнав молодежь и выставив взамен все свои опавшие листья. Тебе сорок два, Степан! Твоя грудь засунута за пояс! Детей иметь ты не можешь! Зубы съедены, кожа синяя! Тебе остается мусорный ящик и такой друг-бомж, как я. Посмотри на меня, Степан! Поэтому будь благодарен, что природа создала тебя мужчиной, алкоголиком и брехуном.

После такой откровенной писательской зарисовки аудитория стала заметно смелее. Это не замедлило отразиться на вопросах, которые по-прежнему стекались на сцену в виде сложенных вчетверо тетрадных листков.

- А нас, девушек, очень интересует ваша личная жизнь.

- А что б вы, девушки, хотели услышать из моей личной жизни? - приподнял очки Михал Михалыч и попытался от ответа улизнуть: - Личная жизнь у меня как-то растягивается на все. Вот и сейчас она происходит. Не знаю, что такое личная жизнь у такого человека, как я. Ну, разве что мои разговоры по телефону... Я уже сказал, что нет возможности сегодня быть бабником: я перестал пользоваться своим самым главным оружием - словом. Я ведь в свое время не иммигрировал, потому что представил: я уеду туда, и у меня не будет женщин, я не смогу познакомиться... Даже если я овладею английским, все равно это не будет тот уровень, на котором я мог бы разговаривать с женщиной. Любовь - это совсем другой язык: язык умолчания. Вот если бы я мог описывать разговор между мужчиной и женщиной, если бы я был настоящим писателем... Это разговор ни о чем, где все скрыто в паузах, где все - между буквами и между словами. Я и писать-то начал, чтобы понравиться им, то есть вам, девушкам, которым хочется знать про мою личную жизнь. Чем я еще мог выделиться? Ни ростом, ни мускулатурой, кроме того, чтобы показать мускулатуру тоже надо раздеться. На улице же этого не сделаешь...

- Чего вам не хватает в жизни?

- Интересный вопрос. Вот сейчас все есть: телефон за пазухой, квартира, машина... Не хватает того, что было раньше, когда мы пребывали под тем давление, были сплочены, как частицы, чувствовали друг друга, передавали друг другу. Мы своим воображением уходили за пределы жизни. Нам что-то казалось. И то, что нам представлялось, мы описывали на бумаге. Тогда воображаемая жизнь была гораздо лучше той, которая настала сегодня. Теперь нам перестало казаться. Мне не хватает тех новогодних вечеров, когда мы собирались в Доме актера: Гриша Горин, Арканов... Я был больше в актерской среде, писательская была слишком патриотичная, антисемитская, там могли набить морду в любую минуту. Писатели, собравшиеся вместе, - это в любом случае тяжело. А я был ближе к театру, в конце концов, работа с Райкиным - и есть театр.

- Если бы вы были мэром Москвы, что бы вы сделали в первую очередь? - вопрос прозвучал несколько неожиданно, но сатирик номер один увернулся.

- Уволился бы. Не могу руководить людьми. Не умею. Кроме того, понимаете ли, привычка к аплодисментам не дает возможности работать. Этого же не добьешься при работе мэром.

Кстати, Юрий Михайлович Лужков был директором института, в котором я когда-то выступал. Помнит, - он мне недавно рассказывал, - что я говорил: "Как у вас холодно. Слова замерзают в воздухе". И президент сказал, когда вручал премию: "А я помню, вы выступали у нас в управлении..." Это уже серьезно. Действительно, было, когда я жил в Ленинграде. Был концерт в ДК Дзержинского по случаю какого-то их юбилея. Даты у них и не узнаешь... А перед концертом предыдущее выступление было у меня в ДК Кировского завода. Там зал тысячи на две с половиной мест. Я разделся в общем гардеробе, номерок у меня. Я выступаю, заканчиваю, смотрю стоят два КГБиста... держат мое пальто, а номерок-то у меня! А когда я приехал в ДК Дзержинского, мне было интересно, сколько человек в зале, я отодвинул кулису, а кто-то из зала сказал: "Михал Михалыч, не пытайтесь нас запомнить". Их же как берут на работу в разведку: надо, чтобы ты прошел в толпе по другой стороне улицы. Если выделяешься - тебя не возьмут. Поэтому у нас сейчас все примерно так и происходит...

- В вашей жизни была масса интересных встреч. Расскажите о них.

- Я жил в Ленинграде: улица Стойкости, 19, квартира 87. В одно время со мной там жили Иосиф Бродский, Сергей Довлатов. А в мою однокомнатную квартиру приходили Миша Барышников, Саша Володин, Саша Демьяненко, Сережа Юрский. Она находилась очень далеко от центра. Я даже когда-то писал, что там был слышен уже лай московских собак. Те, кто туда приезжал, выехать не могли: метро только до одиннадцати, до метро - автобус, телефона нет, такси не вызовешь. Поэтому возникали самые разнообразные связи, множество незаконных детей... Просыпаешься и видишь такие ноги, обвитые жилами. Это были ноги Барышникова. Я, кстати, когда в первый раз приехал в Америку, в Нью-Йорк, то увидел портрет Барышников с надписью: "Добро пожаловать в Америку!" Потом был у Бродского с Татьяной Толстой. Она меня уговорила поехать. Мы приехали к Бродскому, часов шесть они говорили между собой. А я в порту работал: никакого филологического образования... Я ходил по квартире, а там ничего не было, только кот по имени Миссисипи, и никакой еды. К вечеру Бродский сказал: "Вообще-то надо вас накормить... было бы, но я только зубы вставил - мне кушать нельзя". Я чуть не закричал: "Ну мне же можно!" Потом мы поехали к корреспонденту Би-би-си в Нью-Йорке Владимиру Козловскому. Он сразу спросил: "Вы от Бродского? Сейчас я вас накормлю".

Замечательные отношения были у меня с Владимиром Семеновичем Высоцким. Мы не дружили, но любили друг друга. Я был холостяком долгое время. Приходила ко мне какая-то девушка, я ставил его пластинку и говорил: "Вот Володя Высоцкий, а я могу ему позвонить". - "Можете позвонить?!" - "Могу". Набирал номер и говорил: "Володя, вот тут Лариса..." Он отвечал сразу же: "Дай ей трубку".

Окуджава... Он был очень прохладный человек. Вот, например, вы к нему подбегаете радостный такой, провинциальный, веселый, как кишиневское утро, и говорите: "Булат! Здравствуй!" Он мог положить руку на плечо и не ответить. Я не понимал, почему. Это он давал понять: не надо быть таким провинциальным, не надо суетиться, не надо мчаться, подожди, имей чувство собственного достоинства. Я пытался, но мне чувство собственного достоинства глубоко чуждо. Злость - может быть, а о высокомерии я могу только мечтать. Сколько раз я пытался: кто-то что-то спросит - не отвечаю, кто-то поздоровается - не отвечаю... получил пару раз по мозгам и понял: это не мое.

Публика развеселилась окончательно, и кто-то из студентов даже попытался охарактеризовать современность в духе самого Жванецкого:

- Михал Михалыч, что бы вы сделали, встретив Бен Ладена в обнимку с Саддамом Хусейном на Красной площади в очереди в мавзолей?

- Я не буду портить этот прекрасный вопрос своим ответом, - рассмеялся сатирик.

Анастасия БЕЛЯКОВ

 

М.М.:

- Всем нам светит вдали собственный памятник, так что не стоит чувствовать себя раскованно.

- Что наша жизнь? Свет в конце тоннеля есть, но тоннель, сука, не кончается!

- Все друзья хотят меня женить - ну люди не выносят, когда другие счастливы.

- Они встретились случайно. Прошли, стали оглядываться, улыбаться. Опять подошли друг к другу, улыбаются. "Где я вас видел?" - "Вы арестованы".

- Я когда выпью определенную порцию - где-то 110 граммов, через меня начинает говорить Господь. Как через водосточную трубу.

- С возрастом желание заработать постепенно переходит в желание сэкономить.

- Господи, пугай меня, но только не наказывай.


К началу ^

Свежий номер
Свежий номер
Предыдущий номер
Предыдущий номер
Выбрать из архива