Номер 01, 2006

Италия: Скороходы на «сапожке»

Если вы видели спецэффекты из фильма «Машина времени» по одноименному роману Г. Уэльса, то, наверное, помните, как главный герой, сидя в кабине собственного изобретения, наблюдал нечто фантастическое. Стены вокруг него таяли, и тут же на их месте вырастали другие. Низкорослые дома уходили в землю, и из той же почвы пробивались небоскребы. Время неслось с бешеной скоростью, и только он оставался невредим.

Странное дело: чтобы испытать нечто подобное в реальной жизни, не нужна даже машина времени. Вполне достаточно самолета, который доставит вас в Италию, парочки автобусов, на которых вы будете колесить по ее городам и весям, знаний из университетской или, на худой конец, школьной программы по истории и - воображения.

Римские сумерки

В Вечный город мы въехали в сумерках. В приглушенных красках надвигающейся южной ночи он казался засыпающим колоссом. Впереди показались окрашенные зеленоватым светом величественные руины. «Караккаловы бани, - прокомментировала гид. - Вчера здесь давали «Аиду». Мы прильнули к окну, и где-то внизу, за бархатно-черным занавесом древесных крон увидели опустевший античный амфитеатр.

Автобус долго кружил среди темных зданий. Как на волны, взбирался на холмы и скатывался с них, протискивался в узенькие улочки.

Первый Рим, как оказалось, освещен ночью гораздо скромнее Третьего. «Буквально вчера он подсвечивался, сегодня, к сожалению, нет…», - виновато произнесла гид, микрофон тоже шуршал, как бы извиняясь за досадное недоразумение. Но мы принимали его как должное: мы в Риме, а все остальное - ерунда.

Утром, спускаясь вниз по Виа Четырех фонтанов, я чувствовала себя принцессой, инкогнито прогуливающейся по Вечному городу. Правда, мои «Римские каникулы» были несколько омрачены встречей с местным жителем, кинувшим в нашу сторону что-то неприятное, расшифрованное нами как: «Понаехали тут!».

Любят ли здесь туристов? А как бы вы относились к перемещающимся пешком субъектам, в нелепых панамах, с фотоаппаратами наперевес, которые, останавливаясь прямо на проезжей части, мучительно изучают карту города? «Мама миа!» - только и сможет сказать коренной римлянин и, вскочив на мотоцикл, добавить еще пару непереводимых и нецензурных оборотов итальянской речи.

Рим шумно гоняет на скутерах, игрушечных «смартах» и «мини куперах», солидных «ляньчах» и «альфа ромео». Изредка яркая «Феррари» промелькнет вздыбленной лошадкой и скроется. А мы, встретившись у фонтана Тритона на площади Барберини с гидом, шагаем по выбоинам мостовой за голубым платком, которым она помахивает в воздухе. В ушах - предпоследнее слово техники - наушник, на груди - напоминающий мобильный телефон передатчик. Разбредайся куда угодно, увлекайся какими угодно римскими уголками, теряй гида из виду, а интересный рассказ сам льется в уши. Красота!

Рим удивительно напоминает Питер. (Наши буквально на каждом шагу повторяют это. Строго говоря, все наоборот, но очарованным и околдованным туристам город готов простить и это.) Взять хотя бы всевозможных львов, древнеегипетские обелиски, которых здесь тринадцать, или колоннаду Бернини на Пьяцца Сан Пьетро в Ватикане, послужившую образцом при строительстве Казанского собора.

Кстати, об обелисках. Туристам показывают тот, что водружен на спину слона у церкви Санта Мария сопра Минерва. Пусть он не самый древний, и даже не самый высокий. Дело вообще не в нем, а в поддерживающем его животном. Странный изгиб несуразно-длинного хобота, коротенькие бивни, человеческие глаза, трогательный хвостик. «А слон ли ЭТО?» - усомнится наш современник. А вот гениальный Бернини, видевший живых слонов только на гравюрах своих современников и по ним же и изваявший это чудо, был уверен, что перед ним настоящий слон. К слову, этот милый уродец с чьей-то легкой руки стал хорошей приманкой для туристов. Я не зря упомянула его трогательный хвостик. Стоило гиду объявить, что тому, кто дотянется до него, обеспечено материальное благополучие, как бедные русские туристы, забыв приличия и отталкивая друг друга, полезли на подножие обелиска. Но вожделенная конечность оказалась так высоко, что юноши подсаживали своих девушек, а родители детишек, в надежде на то, что те обеспечат им безбедную старость…

Еще одну традицию мы соблюли, бросив монетку, стоя спиной к фонтану Треви, и попив вкусной ледяной воды из фонтана «Вечной любви», спрятанного в его искусно уложенных складках. Удивительно, но чистейшая минеральная вода идет в Риме прямо из крана и из любого фонтана - что существенно экономит средства.

А потом перед нами вырос Пантеон всех богов - ровесник нового времени. Античные колонны поддерживают портик, а за ним высится огромный купол, с отверстием посередине, через которое проникают солнечные лучи, а с ними, кажется, и все античные боги на квадригах, запряженных крылатыми конями, тритонами и прочей мифической живностью. Снисходят они, чтобы поклониться Рафаэлю, который покоится в Пантеоне. Последнее пристанище художника обозначено застывшими в полете голубками. Ничего прекрасней видеть мне еще не доводилось: прямо дух захватывает! Если бы старики-ревнивцы Микеланджело и Леонардо увидели могилу своего рано почившего соперника, то точно позавидовали бы. Хотя, возможно, они и бывали здесь, но всякий раз завистливо помалкивали.

У храма ждет конное такси - удовольствие не из дешевых: часовая прогулка по Риму стоит 100 евро. Это что-то вроде венецианских гондол, правда, менее экзотично. И некоторые гости города, как следует раскошелившись и сказав: «Да не вопрос, в натуре!», позволяют себе эту роскошь. Мы, правда, по привычке, спустились в метро за евро в один конец. Подземка оказалась весьма аскетичной: всего две линии, пересекающиеся в самом центе города, вагоны, разрисованные местными умельцами граффити, долгие паузы в ожидании поезда - это вам, извините, не московский ампир. И опять, по привычке, да еще и наслышанные о воровстве итальянцев, мы судорожно сжимали в руках фотоаппараты, пугливо обнимали рюкзаки и сумки.

А на поверхности снова была вечность… Узкие улочки, серый от времени кирпич, щербатая брусчатка, каждый шаг по которой отдавался каким-то вековым эхом. Даже названия улиц здесь написаны прямо на фасадах домов и больше напоминают старинные мемориальные доски.

Приближаясь к самому сердцу города, забрались на Капитолийский холм, пять веков назад облагороженный Микеланджело. Кинули с него взгляд на Театр Марселло, по образу которого был построен Колизей, оглядели черную волчицу, кормящую двух нелепых младенцев, и спустились в царственные развалины - Римский форум.

Под ногами лежала история - тысячелетняя, истлевшая, увядшая, мраморно-гранитная, сквозь которую пробивались в разные века колонны, арки, рынки, дворцы и усыпальницы. И также таяли, превращаясь в серые руины, чтобы дать жизнь новым векам и памятникам новым царям… Эти восемь колонн - храм Сатурна, три других - храм Весты и т.д.

Не каждый день можно прогуливаться по Священной дороге и выйти прямиком к Колизею, который похож на каменный бутон: лепестки, когда-то плотно прижатые друг к другу, «рассохлись» и чуть приоткрыли арену. По периметру стоят разодетые гладиаторы: высокие, со стройными загорелыми ногами, с красными «гребешками» на головах. Наверное, точно такие же встречали толпу, требующую хлеба и зрелищ, каких-нибудь две тысячи лет назад. Они же вели на арену первых христиан, чтобы бросить их диким зверям. Так и вижу: в каменный круг стекаются несколько человеческих рек, мелькают белые тоги, серебристые туники… Картинка обрывается телефонной трелью: загорелый гладиатор напротив не долго думая лезет в кожаную сумку, прикрепленную на поясе, вынимает оттуда мобильник и начинает тараторить. Все течет, все меняется…

Аполлон и правда жизни

От стены, уходящей вверх под углом, падала тень, в которой и пряталась длинная очередь в Ватикан. Что поделаешь: чтобы попасть на территорию другого государства, изволь пройти таможенный досмотр и избавиться от колющих и режущих предметов. Никто же, в конце концов, не настаивает на непременном наличии чистых помыслов и предъявлении при входе свеженькой индульгенции. Двенадцать евро - и порядок, ведь, как говаривал кто-то из местных, деньги не пахнут.

Как ни странно, внутри турникеты и уходящий вверх эскалатор. На площади Шишки - действительно шишка и два павлина. А посередине - крутящаяся сфера, как будто взорванная изнутри, - то ли аллегория мира, то ли чего-то еще.

Мы идем по галереям, разделенным небольшими внутренними двориками с фонтанами, в которых пополам воды и монет. Античные статуи сменяются гобеленами, гобелены - статуями. Идеальный мужчина всех времен и народов, Аполлон Бельведерский, бронзовый Геракл, которого с особой тщательностью изучал Микеланджело. Старинные карты Италии, Лаокоон и его сыновья, обвитые змеями, древняя богиня плодородия, похожая на новогоднюю елку в шариках, Иисус, провожающий туристов долгим взглядом.

А впереди у нас Сикстинская Капелла. В огромном зале запрещено не только фотографировать - даже разговаривать. Видимо, чтобы не нарушить таинство, которым пропитана здесь каждая пылинка. Поднимаешь голову - и замираешь от мощи и гения Микеланджело. Все персонажи настолько живые, что становится не по себе. А вот и сам автор, узнаваемый по сапогам из мягкой кожи, подперев седую голову рукой, скорбно наблюдает за снующими внизу шумными человечками. Но как тут удержать эмоции, когда у тебя над головой те самые Бог и Адам, тянутся друг к другу и, наконец, почти соприкасаются кончиками указательных пальцев! Чудо! (Жаль только, что жест этот все чаще и чаще ассоциируется у современных людей с рекламой Nokia, а вовсе не с итальянским гением эпохи Возрождения.)

До собора святого Петра нас провожают желто-фиолетовые гвардейцы-швейцарцы, которые ровно пять веков (с 1505 года) охраняют покой римских пап. А под сводами встречает ослепительно грустная Пьета. Сейчас она за стеклом - подальше от сумасшедших и вандалов, а когда-то молодой и горячий Микеланджело собственноручно изуродовал собственное детище, всю ночь тайно высекая на уже установленной статуе «Микеланджело Буонарроти. Флорентиец сделал».

Во Флоренцию мы отправимся только завтра. А пока можно пешком прогуляться от Ватикана через весь город. Мимо замка Святого ангела, толстенные стены которого уменьшают радиацию в 20 раз, по мосту через Тибр. И так далее и далее. Через островок древности Ареа Сакре - раскинувшийся прямо посреди улицы кусочек античного города с разрушенными колоннами и ступенями, стенами, крышами и вполне современными облюбовавшими его кошками.

Уже в сумерках на одном из зданий мелькнуло что-то очень знакомое. «Да это же Гоголь!» Так и есть! Вот он родной - примостился на одной из улиц. Жил здесь целых четыре года и, конечно, писал. И писал, конечно, «Мертвые души». И, наверное, уплетая на завтрак, обед и ужин тортеллини с бульоном страшно скучал по галушкам и вареникам. А Римские ночи напоминали ему украинские…

Когда наступила ночь, мы, отчаявшись отыскать место, не отмеченное, пожалуй, ни в одном туристическом проспекте - Капуцинскую церковь, знаменитую своим необычным кладбищем, побрели в отель. И правильно сделали. Зрелище, которое нам предстояло увидеть, не предвещало спокойного сна, разве что ночные кошмары. Утро, оказалось, мудренее вечера: храм был найден, и табличка с надписью по-английски «Cemetery» («кладбище») окончательно уверила: мы на верном пути. Нет, это было не зловещее в духе Стивена Кинга собрание черепов, а вполне красивое место. Несколько залов, освещенных утренним светом, богато украшенных чем-то вроде лепнины, которая при ближайшем рассмотрении оказалась тысячами деталей человеческих скелетов… Кто-то с аптечной точностью подсчитал, что на каждый из пяти залов ушло около 1700 останков несчастных монахов. Кстати, надпись, выбитая на полу последнего зала, гласит: «Мы были такими, как вы, а вы будете такими, как мы». Тут уже невольно настраиваешься на философский лад…

Флорентийский поросеночек

Путь во Флоренцию лежал через покрытые густым лесом горы, по вершинам которых, как гнезда, были разбросаны маленькие городишки. Игрушечные постройки лепились к почти отвесной каменной стене, а из-за них выглядывали церковные кресты. Над автобусом то и дело смыкались туннели, а, выезжая на свет, мы видели под собой разбросанные где-то в зеленой пропасти домики, поля подсолнухов и кукурузы.

Флорентийский вечер начался со спагетти в томатном соусе, красного вина и телятины. А продолжился у памятника Данте на ступенях готического храма Санта Кроче, где обаятельная итальянка Каролина, наш местный гид, ожидала туристов, изголодавшихся по духовной пище.

За алтарем Санта Кроче, опутанным строительными лесами, мы разглядывали желтовато-серые фрески Джотто. У одной из стен изучали каменные завитки могилы Данте, красивой, но, как оказалось, пустой. Уже несколько веков флорентийцы просят у жителей Равенны вернуть им прах великого земляка. Но те непреклонны: «Он был не нужен вам живым, не получите его и мертвым». Совершенно противоположная история с захоронением Микеланджело. Его тело выкрали из Рима и тайно ночью перевезли во Флоренцию.

Но, пожалуй, этой историей местные жители гордятся гораздо меньше, чем другим фактом, из-за которого слывут в Италии чуть ли не снобами. Все дело в том, что именно на основе флорентийского диалекта автор «Божественной комедии» создал литературный итальянский язык. Вот только странная вещь: название города, подарившего стране такой дорогой подарок, со временем трансформировалось и звучит на современном итальянском как Фирензе.

А вот на городских улицах все, кажется, осталось таким же, как в то время, когда Микеланджело высекал из куска мрамора Давида, Леонардо писал портрет жены флорентийского богача Моны Лизы, а Данте любовался красавицей Беатриче. Даже кованые крючки, сотни лет назад воткнутые в серые кирпичи домов, так и остались в них. Только вот лошадь за них не привяжешь: горожане давно пересели на железных коней.

У блошиного рынка народу столпилось больше, чем у вырезанного прямо на мостовой портрета Данте. «А теперь я покажу вам наш талисман, - повела нас в толпу Каролина. - Мы называем его «порчито» - поросенок». Вот это да! Римский «слоник» дитя по сравнению с этим «поросеночком»! Нас подвели к огромному бронзовому кабану, из пасти которого капала вода. Загадай желание, погладь страшилище, положи ему на язык монетку, и если она скатится вниз и попадет в решетку под «поросенком», - считай, что желание исполнится.

Поздним вечером мы просили о воплощении единственной мечты: оказаться в номере отеля и сладко уснуть. Но Флоренция, расставание с которой наступило уже завтра, не отпускала. В темноте мы отправились гулять по мостам через реку Арно. И в самом центре города напугали крохотных летучих мышей, стороживших где-то под мостом свой выводок. Пока мы разглядывали силуэт огромного купола кафедрального собора Санта Мария дель Фьоре, по реке проплывала лоснящаяся выдра. На деревьях шумно выясняли отношения птицы, а на небе проступали созвездия, виденные до нас и Галилеем, и Данте, и Макиавелли, и Микеланджело, и Россини, и Бог знает кем еще.

Вечная мистификация

Если бы в самом начале XII века колокольня в небольшом итальянском городке не начала крениться как тонкое деревце под сильным ветром, в веке XXI туристические автобусы не привозили бы в Пизу любопытных со всех концов света. Но казус все-таки случился, и ничего с этим не поделаешь.

К башне нас вывели обширные торговые ряды, где ее маленькие «клоны» всех размеров и цветов заваливались и выгибались на любой вкус. А чуть дальше из-за белой громады собора, кокетливо склонившись вправо, выглядывала и сама достопримечательность. Резная и легкая, будто высеченная из слоновой кости.

Кстати, Пизанская башня - самый дорогой итальянский аттракцион и самый долгоиграющий обман. Она «падает» уже несколько сотен лет, но и по сей день взобраться на нее может любой, желающий расстаться с восемнадцатью евро. Но не материальной помощью гостей города, и не все новыми и новыми находками по ее поддержанию ученых стоит знаменитая колокольня! Тысячи туристов ежедневно «подпирают» падающую башню руками и ногами, спинами и головами… чтобы получить удачные фотографии.

Поддавшись общему настроению, мы тоже внесли свой вклад в поддержание устойчивости башни, и отправились дальше, чтобы успеть в Венецию, пока волны Адриатического моря не скрыли ее от людских взоров.

Нам повезло. Жара, усиливающая отвратительный запах стоячей воды, ушла из Венеции. Катер причалил к берегу, и по шатающейся лестнице мы спустились на неровную венецианскую мостовую. Рукотворная почва под нами, как ни странно, не уходила из-под ног, не покачивалась в такт волнам, а стояла на одном месте. Однако сколько бы лет туристы не сходили с кораблей, им вечно будут рассказывать о том, как им повезло оказаться в городе, который неумолимо погружается в воды Венецианской лагуны и когда-нибудь канет-таки в них, подобно легендарной Атлантиде… Но ничего не поделаешь: Венеция - это своего рода Пизанская башня.

Нам обещали, что в 14 часов 00 минут площадь Сан Марко будет покрыта морской водой. Но ни в 14, ни позже на ней не было ничего, кроме туч избалованных венецианских голубей и продуктов их жизнедеятельности. Мы от души пожалели сверкающий собор святого Марка: весь утыканный иголочками, он все равно был облеплен птицами, которые то и дело срывались с бронзовой четверки лошадей, чтобы усесться на ладонь или голову прогуливающихся.

Венеция - символ величия человека, который смог сотворить не только «висячие сады», но и плавающий город на двухсот десяти островах, соединенных четырьмя сотнями мостов.

На «такси» - небольшом катере человек на 10 - мы движемся по Каналу Гранде мимо резных фасадов, зеленых оазисов, каким-то чудом выросших в этой морской пустыни, и бесконечных причалов. На торчащих из мутно-зеленой воды сваях восседают жирные чайки. Гондолы, укрытые синими чехлами спят, покачиваясь и ударяясь о набережную. Гулкие удары и звонкие всплески соединяются в простой ритм, который каждую весну подхватывает знаменитый Карнавал. Как бисерины венецианского стекла, оставшиеся от праздника обновления природы, по городу, звеня бубенчиками, разгуливают яркие ряженые. У моста, за которым накренилась остроконечная башня, застыл долговязый мим в белом одеянии с золотым венком на голове. Кидаю в его золотой сундучок несколько евро-«копеек», и он «оживает»: раскрывает передо мной свою то ли амбарную, то ли книгу «отзывов и предложений» и протягивает перо. Пока я добавляю к другим корявеньким и глупым надписям на разных языках свою незамысловатую: «Ты клевый перецJ», он гладит меня по голове и посылает воздушные поцелуи.

На мосту Риальто и в окрестностях - сплошной базар. От звона стекла и пестроты масок мутнеет в голове и рябит в глаза. Удивительный народ венецианцы: они ухитрялись превращать в карнавал даже чумные эпидемии. Когда в город приходила «черная смерть», старинные лекари одевали длинные черные плащи и долгоносые маски (сейчас это «маска доктора»), начиняли их носы сухими травками и оправлялись к постелям больных. Длинный нос позволял держаться от чумного на приличном расстоянии, а «гербарий» служил чем-то вроде респиратора.

Налюбовавшись, уходим в глубь города, на опустевшее и обезлюдевшее дно. И здесь натыкаемся на совсем неожиданную находку. Около маленького горбатого моста на стене дома, прямо у воды трафаретные портреты и надпись «АПЛ «Курск», 2-ой отсек» и Андреевский флаг… В недоумении фотографируем и направляемся дальше. Чем глубже, тем ближе смыкаются дома, нависают балконы. И скоро улица становится такой узкой, что помещается между двух расставленных рук. Заплутавшие туристы брезгливо озираются: то и дело в нос бьет запах нечистот. Мерзкое ощущение того, что «морская жемчужина» превращается в отхожее место. Или возвращается к Средневековью?

Гондольеры в соломенных шляпах зазывают на красный бархатный диван продолговатой лодки. Но мы идем пешком. По улочкам, выходящим на Большой канал, по мостикам, под которыми живут огромные серые рыбы, по болотного цвета камням между стен, разрисованных граффити.

До носа катера, увозящего нас из Венеции, порывы ветра поднимают пахучие брызги. «Goodbye, Venice», - одними губами произносит сидящая напротив негритянка, кутаясь в цветной венецианский палантин. А мы попрощаемся с Венецией, а заодно и с Италией, только завтра, когда небольшой самолет будет разбегаться по взлетной полосе аэропорта Сан Марко.

Анастасия БЕЛЯКОВА

К началу ^