Номер 04, 2006

Диалог двух «я»

В юности, снимаясь в картине «Жестокость», нынешний мэтр Владимир Андреев, а тогда совсем еще «зеленый» актер, услышал мудрую фразу маститого коллеги по съемочной площадке Николая Крючкова. «Сниматься, знаете, как надо? – напутствовал своих юных партнеров Николай Афанасьевич:

– Есть у тебя главная роль – отдавайся ей целиком. Поменьше дали – радуйся. И вдруг тебе достался эпизодик – бери, не зазнавайся, не отказывайся. Но только из эпизодика попытайся сделать ювелирку!» Этому правилу – превращать любую, и даже второстепенную по сюжету, роль в главную для себя самого – Владимир Андреев следует вот уже полвека, играет ли он моноспектакль в родном театре или совершенно неожиданную Бабу Ягу в фильме-сказке.

Сказка c намеком

На кануне 75-летия «последний романтик театра» Владимир Андреев удивил публику совершенно несвойственной ему ролью – он перевоплотился не просто в сказочного персонажа (в его копилке образов уже есть и царь Салтан, и Калиф-аист), а еще и «поменял пол», сыграв Бабу Ягу в картине «Горе-Злосчастье» своего ученика Тимофея Спивака.

Как тут не вспомнить еще одного актера, создавшего на экране канонический типаж хозяйки избушки на курьих ножках, – Георгия Милляра? Но андреевская карга совсем другая – слишком уж добрая, сетует Владимир Алексеевич, для привычной сказочной злюки. Только пугает Ивана, а есть не есть, мол, от мяса цвет лица портится. И не без матримониальных надежд получилась дама, между прочим: в свои «…дцать» (умолчим о возрасте этой особы) Яга не теряет надежды устроить личную жизнь. Хотела за одного замуж, а он отказал – превратила обидчика в кота, который с тех пор живет при ней.

Между прочим, партнер Владимира Алексеевича, который играл этого самого кота, увидев Андреева в гриме, то ли в шутку, то ли всерьез заметил, что у него могут быть неприятности с одной известной певицей – слишком похож.

Кстати, семейный дуэт Натальи Селезневой и Владимира Андреева тоже начался со сказки. В телефильме «Халиф-аист» подобралась чудесная компания: Милляр, Мартинсон, Гафт, Андреев и совсем юная Селезнева.

– Я был Калифом-аистом, а она играла Принцессу-сову, – вспоминает Владимир Алексеевич. - Потом наши персонажи превращались в нормальных людей и женились. Так оно и произошло. А подвел нас к этому Георгий Гаранян, писавший музыку к фильму. Он, наигрывая новую мелодию, напевал: «Она хорошая девочка», обращая мое внимание на Наталью. Встречаю его сейчас время от времени и говорю всякий раз: «Ну, спасибо тебе, Жора! Ну, спасибо!» – смеется актер.

Между строк

Владимир Алексеевич говорит, что никогда не забудет самое первое ощущение от актерской игры. Конечно, в три года – а именно столько было ему, когда он был ветром на новогоднем празднике – невозможно по-настоящему осознавать призвание. Но в памяти осталось удивительное чувство полного перевоплощения: я – ветер!

– В шесть лет я сыграл в популярном произведении моего детства «Приключения Травки». Не хватило одного человека на роль взрослого мужчины. И ее дали мне, шестилетнему. Роль заключалась в том, что шел я по улице с девочкой лет двенадцати, которая играла взрослую тетю. А главный герой Травка искал своего отца и кричал нам вслед: «Папа!» А я оглядывался и говорил: «Я папа, только не твой. Я римский папа».

Когда была война республиканцев и франкистов в Испании, я заставлял своего младшего брата разыгрывать спектакли «Война в Испании». Один из нас был республиканцем, другой франкистом. И вот я в пилотке, а брат в подобии каски на большом бабушкином сундуке изображали битвы. Сами натягивали через всю комнату занавес, сами его открывали. А бабушка и ее сестра терпеливо смотрели наши представления. Из этих наивных проявлений, наверное, и сложилось желание быть актером.

В шестнадцать, когда Андреев уже осознанно стремился на подмостки, он читал Пушкина, Чехова и Бернса знаменитой актрисе Малого театра Варваре Николаевне Рыжовой и ее сестре Елене Николаевне, педагогу Щепкинского училища. Тогда, то ли от волнения, то ли от восторга, то ли от калейдоскопа портретов театральных легенд, смотревших со стен их дома в Старо-Пименовском переулке, Володя Андреев едва не потерял сознание.

– Великие сестры благословили меня на то, чтобы я учился, и сказали, что артист из меня может получиться, - вспоминает Владимир Алексеевич. – А еще они спорили насчет моего амплуа, кто я: герой любовник или простак.

– В тот момент вы сами причисляли себя к какому-либо амплуа?

– Все хотелось сыграть. Помню, как в Доме пионеров первой моей ролью был западный посол в пьесе-сказке «Двенадцать месяцев». И вот я перед спектаклем любовался своим голубым камзолом с кружевами, белым париком, какими-то роскошными туфлями. Ко мне подошел более взрослый товарищ Артем Иноземцев, который потом стал народным артистом, и сказал мне ехидно: «Ну что, собой любуешься или костюмом?» А я, набравшись наглости, сказал: «И тем и другим!»

Позже, получив роль старика-наборщика в пьесе «Двадцать лет спустя» в Доме пионеров, где юный актер занимался вместе со старшеклассником Ролланом Быковым, будущим кинорежиссером Виктором Соколов, Эмилем Радовым, ставшим впоследствии известным конферансье, Андреев снова отправился в дом в Старо-Пименовском.

– Это, кончено, сейчас смешно вспоминать: придти к великой актрисе, чтобы она помогла с ролью для Дома пионеров! – рассказывает Владимир Алексеевич. – Я читал монолог. И вдруг Варвара Николаевна остановила меня и говорит: «Скажи мне, пожалуйста, слова, которые ты произносишь, чего они складывают-то?» Я говорю: «Предложения». «Правильно. А из чего состоят эти предложения?». «Из слов. А слова – из букв». «Правильно. А буквы какого цвета?» «Черненькие». «А между ними что?». «Ничего там нет. Только белое пространство». И она сказала мне: «Когда ты все это пустое пространство заполнишь мыслями, тогда и будешь молодец. А пока ты текст тараторишь – дурак дураком!»

Наполнять чужие слова собственными чувствами и переживаниями – в этом и есть актерское мастерство. Урок Рыжовой Андреев усвоил на «пять». И два десятилетия спустя он получил одну из самых важный отличных оценок своей игры. Посмотрев спектакль «Бег» Ермоловского театра в постановке А.М. Лобанова, где Андреев исполнял роль Голубкова, Елена Сергеевна Булгакова, вдова писателя, сказала актеру: «Вы, Володя, мне в роли Голубкова так напоминаете Мишу».

Птенцы гнезда Андреева

Помимо театральной режиссуры и актерской работы почетное место в жизни Владимира Алексеевича занимает педагогика. В ГИТИС его привел Андрей Александрович Гончаров, убедив Андреева в том, что тот должен передать свой, пусть и незначительный, опыт студентам. Некоторые из них были, кстати, старше нового преподавателя.

Сегодня, имея обширный педагогический стаж, профессор РАТИ (ГИТИС) Андреев не устает не только учить начинающих лицедеев, но и учиться у них.

– Некоторые семнадцатилетние удивляют своим умением подглядеть жизнь, – восхищается Владимир Алексеевич. – Молодые ребята приносят радость своим ощущением жизни.

– Кем из студентов гордитесь?

– Должен вам сказать, что громкое имя – это важный элемент для рекламы. Но есть ведь еще и удивительные артисты, которые не так известны, как, допустим, мои ученики – Виктор Раков, Елена Яковлева, Марина Дюжева, Владимир Зайцев. Заслуженные артисты Наталья Потапова, Вячеслав Молоков. Но есть люди, которых жизнь разбросала по разным городам и России и других стран. Одна моя ученица, Зоя Янышева, всю жизнь работает в Петропавловске-Камчатском. А есть, например, Настя Цветаетва, которая сейчас много снимается, появляется на обложках журналов, в рекламе. Но она мне не более интересна, чем, допустим, Екатерина Николаева, которая стала удивительным педагогом. Одна из моих выпускниц – Хойон – совсем юная актриса и педагог в Сеуле. Умница. Еще одна студентка – гречанка с острова Крит – создала актерскую школу.

– Какие советы вы чаще всего даете своим воспитанникам?

– Сейчас я веду второй курс. И меня удивляют эти юные люди, которые так серьезно относятся к мастерству, которые настроены на настоящее актерское искусство. Многих из них уже приглашают сниматься. Они мне приносят сценарии. Некоторые я ласково отвожу, говоря: «Не надо, еще успеешь сняться в сериале». А иногда предлагают и серьезные роли, и тогда я строю так своеобразно творческий процесс, чтобы у них была возможность сниматься, чтобы они обретали опору в юном возрасте.

– Вы постоянно общаетесь молодежью. Она меняется или всегда одинакова?

– Сегодня свободы стало больше, но иногда ею не очень разумно пользуются. Но, в общем, мы похожи. Изменились только предлагаемые обстоятельства жизни.

– Что дает зрелому актеру работа с начинающими?

– Удивительная вещь – когда возникает органическое не просто сосуществование, а единство человека, у которого уже «монолог под занавес», с теми, у кого жизнь только начинается. Когда сердца начинают биться похоже, когда темпераменты становятся одинаковыми – это здорово. Когда, если хотите, схожий в чем-то лексикон душ. Я вообще считаю, что искусство, и театр в том числе, должно строиться на основании конгломерата людей разных поколений. Самое опасное для взрослого художника - ревновать к молодежи…

Сам себе голова

Павел Холмский как-то признался, что завидует Владимиру Андрееву. Мол, у Андреева-режиссера всегда есть под рукой талантливый актер Андреев.

– С режиссерами я встречался разными, – говорит Владимир Алексеевич. – Но, не скрою, один из тех, кого признаю – Владимир Андреев. Потому что он понимает актера Владимира Андреева, его человеческую природу.

– То есть внутренней борьбы, как между доктором Джекилом и мистером Хайдом, между Андреевым-актером и Андреевым-режиссером не происходит?

– Мы договариваемся в том, что один требователен и серьезен, а другой в этом серьезе не доходит до идиотизма.

– Вы как-то сказали, что стремиться нужно к актерской режиссуре. Что это?

– Это режиссура, которая относится к артисту не как к вытесанной из дерева кукле. А способна уважать человеческую и актерскую природу. Актерская природа – это ведь природа художника, который несет в себе свой мир. Соединить компанию этих миров для того, чтобы строить общее здание, общую сверхзадачу, - это и есть актерская режиссура.

– Что сейчас репетируете?

– Сергей Голомазов ставит в нашем театре спектакль по пьесе Питера Устинова «Фотофиниш». Это «монолог пол занавес» писателя, который вспоминает свою жизнь – пишет автобиографию. Спорит с самим собой двадцатилетним, не соглашается с собой сорокалетним, посмеивается над собой шестидесятилетним.

– Сколько лет живут спектакли?

– Есть спектакли, которые, сделав доброе дело, сами отмирают. Есть иногда даже удачные постановки, которые пользуются зрительским успехом многие годы, но врем идет, мы, мягко говоря, взрослеем, стареем, но кое-кто не хочет этого замечать, потому что артисту расставаться с любимой ролью очень тяжело. Тогда приходится вести такую игру: вовремя этот спектакль убрать из репертуара, а артиста, который остался без любимой роли, наделить новой работой, чтобы он в ней растворился, и расставание с прошлой ролью прошло незаметно. Есть спектакли, в которых их кажущаяся злободневность вдруг начинает затухать. Есть, слава Богу, спектакли-долгожители, которые идут несколько лет и продолжают интересовать зрителя.

– А как почувствовать настроение зрителя?

– По дыханию. Если чувствуешь, что он чувствует. И не только в аплодисментах это сосредоточенно, не только в том, что приходят за автографом, а еще в чем-то… Когда между тобой и залом возникает удивительное ощущение, что мы нужны дуг другу. Это не просто слова – это, действительно, так.

– Вы следите за тем, что происходит в театральной режиссуре, за работами молодых режиссеров?

– Я очень люблю смотреть студенческие спектакли. Там еще не возникает желания что-то придумывает только для того, чтобы быть не похожим на других. Там очень часто присутствует естество. Когда работают люди, еще не задавленные суммой конкретных, практических проявлений, – это здорово! Потом это часто уходит…

На спектакли хожу. Но часто не могу их принять. Не враждебно, не злобно. А просто не могу. Потому что вижу: это не про человека, а на основе какой-то созданной системы, где режиссер пытается показать, как он умеет придумывать и изобретать. Ломать человеческую природу стыдно. Но есть, к сожалению, те, кто себе это позволяет. И я смотрю на это. И, не понимая ничего, думаю: «Может быть, я слишком стар?»

Если поиск оправдан, это логично даже в театре абсурда. А дилетантское баловство, которое, надо сказать, и привлекает определенную часть людей, я постичь не могу… Но пока человек живет, он ищет. Поиск может по-разному проявляться, но он продолжается.

– И все-таки, нравится вам что-то современное?

– Это традиционно прозвучит, но мне нравится театр Петра Фоменко, культура Алексея Бородина, основательность Бориса Морозова, поиски Сергея Голомазова, потому что они глубоко и высоко реалистичны. Смотрю много, восхищаюсь – реже. Просто потому, что я в своей жизни много видел. То, что я смотрю сегодня, – я поверяю тем, что видел раньше.

– Искусство способно исправить мир?

– Оно не может переделать мир, но способно заставить его задуматься и почувствовать.

Какие актеры были. Папанов. Евстигнеев. Гундарева. Смоктуновский… И сегодня есть настоящие артисты, слава Богу. Другое дело, что жизнь заставляет их бежать, бежать, бежать. Некоторых полощатся, полощатся, как белье на ветру… Это жизнь. Это приметы нового времени. Будем надеяться, что они перерастут в какие-то качественные проявления. Так будет. Должно быть. Вот тогда и сложится XXI век. Если наша глупость и тех, кто владеет этим миром, не подтолкнет его к финалу.

Анастасия Белякова

Андреев Владимир Алексеевич – народный артист СССР, художественный руководитель и главный режиссер Московского драматического театра им. М.Н. Ермоловой, профессор, заведующий кафедрой актерского мастерства РАТИ (ГИТИС). После окончания ГИТИСа (курс А.М. Лобанова и А.А. Гончарова) поступил на службу в Ермоловский театр. В 1972 набрал свой первый курс на актерском факультете ГИТИСа. С 1985 по 1989 гг. возглавлял Малый театр. Снялся в картинах: «Человек родился», «Верные друзья», «Аттестат зрелости», «Ночной патруль», «Сказка о царе Салтане», «Три дня вне закона», «Ультиматум» и т.д. Сыграл в спектаклях: «Гости», «Бег», «Царь Максимилиан», «Суббота, воскресенье, понедельник», «Перекресток», «Невидимки» и т.д.

К началу ^