Номер 09, 2010

Александр Соколов: Только «гроссмейстерский» уровень!

Сегодня в Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского учатся студенты со всего мира. Ректор главного музыкального вуза страны, заслуженный деятель искусств РФ, доктор искусствоведения, заведующий кафедрой теории музыки, профессор Александр СОКОЛОВ считает, что нужно не только использовать в учебном процессе все современные достижения техники, но и не забывать о сохранении глубоких традиций национальной музыкальной педагогики.

Александр Сергеевич Соколов с 1979 года преподает в родном вузе. Он родился в Ленинграде и воспитывался в доме деда – известного русского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова, затем окончил теоретико-композиторский факультет Московской консерватории.

Как ученый Александр Сергеевич занимается проблемами современной музыкальной культуры, вопросами анализа современной музыки. Считает, что композитор, совершивший прорыв в композиции в ХХ веке, – Игорь Стравинский. Ведет музыкально-критическую, просветительскую и организаторскую работу в качестве члена Союза композиторов и Музфонда России.

А.С. Соколов был ректором Московской консерватории в 2001–2004 годах. По его инициативе здесь были введены новые программы обучения для аспирантов оркестрового, дирижерско-хорового факультетов, специально ориентированные на проблематику современной музыки, созданы новые творческие коллективы. С 2004-го по 2008год возглавлял министерство культуры и массовых коммуникаций РФ. Сейчас на посту ректора – во второй раз. Консерватория – часть его жизни, причем очень большая.

– Александр Сергеевич, консерватория всегда задавала самую высокую планку для всех вузов. Как это происходит сегодня?

– К счастью, это неизменная традиция. Мы знаем разные периоды – сложные не только в музыке, а вообще в мире. В военное время консерватория частично уезжала из Москвы в эвакуацию, надо ли говорить – каковы были условия работы. Но всегда оставался неизменным «гроссмейстерский» уровень. В этом отношении и сейчас, слава Богу, ничего не прерывается.

В музыкальном образовании особенностью русской национальной школы была передача традиций из поколения в поколение. Для нас это само собой разумеется. В этом отличие Московской консерватории от западных. Там на контрактной системе приглашают замечательного музыканта, педагога, он отрабатывает свои пять лет и – «до свидания». Потом приезжает другой педагог и музыкант, никоим образом не наследующий традиции предыдущего. А у нас почти полтора века ученики воспитываются своими учителями и сами становятся следующим звеном в эстафете. Безусловно, любой творческий коллектив «пульсирует». Есть периоды, когда на первое место выходит фортепьянная школа, скрипка или другая специальность. Но все держится на неизменном «гроссмейстерском» уровне.

Самая большая забота в нынешних условиях – не допустить опасности девальвации диплома Московской консерватории. По этой причине у нее нет филиалов. Сейчас большинство вузов, в том числе музыкальных, старается выстроить как можно больше филиалов. Фактически там выдается тот же диплом, только по сниженным критериям. Московская консерватория изначально от этого отказалась.

Это не значит, что мы против поиска различных форм сотрудничества с другими вузами. Один из университетов Японии работает по нашим методикам, там в течение восьми лет преподают наши профессора. Но в Японии не выдают диплом Московской консерватории. Мы проводим там экзамены, и в результате селекции тех, кого сами же выучили, некоторых студентов приглашаем в Москву для завершения образования. Только здесь лучшие из лучших получают диплом. Когда возникает вопрос, что такое выпускник Московской консерватории, компромиссы невозможны.

– Какие специальности наиболее востребованы среди абитуриентов?

– Есть дефицитные специальности, которые с годами не приходят в соответствие с потребностями. У нас существуют студенческие симфонические оркестры. И по ним видно, что хронически не хватает фаготов, валторн, контрабасов. При наборе на эти специальности дефицит есть даже в Московской консерватории, а на периферии – вообще катастрофа. Так происходит потому, что возможность учиться у мастера по данному направлению есть не у всех. И еще: фагот – дорогой и редкий инструмент. Родители не всегда могут купить его ребенку.

Когда мы принимаем ребят в консерваторию, здесь и конкурса иногда не бывает. А когда выпускаем, на этих специалистов спрос со всех сторон. Они могут выбирать, куда им пойти. Уже на 4-м курсе, как правило, студенты начинают работать в оркестрах. И мы в индивидуальных планах стараемся это предусмотреть.

– Аспирантура в вузе есть?

– Даже две. Одна – музыковедческая, научная. Примерно десять человек в год к нам сюда поступают. И это не только наши выпускники. В аспирантуру могут поступать ребята из других вузов. Главное, чтобы у них был необходимый для написания диссертации уровень.

Аспирантура для исполнителей называется иначе: «Ассистентура-стажировка». Это сегодня зона самой напряженной дискуссии с Минобрнаукой. Мы терпеливо объясняем, что смысл аспирантуры для исполнителя после окончания консерватории в том, чтобы набрать репертуар, научиться работать самостоятельно. Именно здесь, в postgraduate, как говорят за границей, происходит шлифовка мастерства. Выпускник тратит свое время ради этого, а не ради переписывания взятой из интернета научной работы, которая потом явно будет забыта.

Если же человек тяготеет к тому, чтобы изложить свои мысли на бумаге и посмотреть на профессию с иной стороны, мы с удовольствием сотрудничаем с исполнителем, но уже в научной аспирантуре. Сегодня статуса такой «исполнительской» аспирантуры пока нет.

– А если студент хочет учиться сразу на нескольких факультетах или участвовать в каком-то конкурсе?

– Если говорить о приобретении второй специальности, то закон «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» вторую специальность, второе образование относит к платной форме обучения. Но дискуссия в отношении определенных специальностей еще не вполне закончена. Это связано с профессиями, которые являются логическим вторым шагом следом за предварительным обретением первой специальности: симфонический дирижер и композитор.

Чтобы встать перед оркестром, ты должен быть зрелым музыкантом. В то же время бывает, что на композиторское отделение приходит человек не из сферы музыки, как знаменитый Эдисон Денисов. Он закончил Томский университет как математик, а потом пришел к нам. Для таких специальностей должно быть исключение.

У нас распространена и возможность факультативов. Наряду с занятием на своем инструменте студент может петь, играть на органе, дирижировать. Для этого есть все условия.

– Практикует ли консерватория дистанционное образование?

– В сфере музыки понятие заочного образования – весьма сомнительное дело. Есть в мире такая практика, и я ее не отвергаю. Но в Московской консерватории этого нет по той же причине, по которой нет филиалов. У нас все происходит только здесь – «у станка».

Тем не менее понятие не заочного, а именно дистанционного образования нами сейчас исследуется благодаря техническим возможностям. Я говорил о наших партнерских отношениях с японцами. Когда я был министром, японцы обсуждали со мной эту перспективу и подарили России три особенных инструмента под названием дисклавир. Один стоит здесь, другой – в Санкт-Петербургской консерватории, третий – в Академии имени Гнесиных. Это внешне обычный концертный рояль, снабженный электронной начинкой, дополняющей все, что обычно присутствует у рояля. Это не электронный инструмент, а настоящий рояль, оснащенный интересной системой фиксации всего, что связано с клавиатурой, педалями.

Через интернет может быть передана точнейшая информация на такой же инструмент, находящийся в любой точке земного шара. При этом необходимо наличие видеосвязи, когда экраны стоят и здесь, и там. Представьте себе, что профессор Московской консерватории садится за свой инструмент, а ученик в Японии – за свой. Через пять минут общения они абсолютно забывают, что разделены пространством, потому что идет истинно живое общение. Профессор на рояле видит все недостатки – туше (прикосновения к клавишам), работу ученика с педалью. Преподаватель работает со студентом абсолютно так же, как если бы он сидел с ним рядом и наблюдал за игрой ученика. Это интересно. Методик таких еще нет. Мы взялись за эту работу с надеждой, что молодые педагоги заинтересуются перспективой и поработают в такой возможной программе взаимодействия.

– Возвращаются ли выпускники в вуз преподавать?

– У нас очень хорошо совмещается концертная практика и педагогическая работа. Молодой, завоевавший лауреатские звания музыкант, если у него есть тяга к преподаванию, параллельно преподает в качестве ассистента у своего профессора. Проходят годы. Он отправляется в свободный полет, получая свой класс. На этом и зиждется Московская консерватория.

– Вы избраны ректором во второй раз. Как сегодня себя ощущаете здесь? Что-то было переосмыслено?

– Особенность в том, что во второй раз я был избран не подряд, а с промежутком в пять лет. Будучи министром культуры, не расставался с консерваторией, продолжал работать, заведовал кафедрой, вел совет по защите диссертаций. Профессионально был в консерватории, но административно имел совершенно другие полномочия и обязанности.

Когда я первый раз стал ректором, главные неясности для меня были во взаимодействии с другими государственными органами – министерством финансов, министерством культуры. Надо было с чистого листа осваивать эти взаимоотношения. Теперь я очень хорошо понимаю, что реально, а что нереально, и какие есть стили сотрудничества со всеми этажами власти. Для консерватории это сейчас важно. Когда вуз занимается строительством, решением финансовых проблем в полосе кризиса (а в такое время есть проблемы у всех), этот опыт очень полезен.

– Вы заведуете кафедрой теории музыки. Кто учится на курсе у профессора Соколова? Что интересного происходит?

– Музыковеды получают потрясающее образование, приближенное к университетскому, в отношении которого мы имеем некоторую ориентацию на западный подход. За рубежом музыковеды учатся не в консерваториях, а в университетах. Но в отрыве от музыкальных практиков они, может быть, чего-то не добирают.

У нас музыковедов воспитывают гармонично. Они имеют возможность общаться со своими сверстниками-музыкантами, сами овладевают игрой на инструментах, занимаются факультативно: кто – на органе, кто – дирижированием. Это приветствуется. Им также адресован широкий спектр гуманитарных дисциплин.

К четвертому курсу ребята сами решают вопрос со своей специализацией. У нас традиция: студент выбирает себе профессора, а не наоборот. Когда возникает стойкое влечение к исторической или теоретической, русской или зарубежной тематике, тогда появляется конкретный замысел. Практически всегда мы удовлетворяем просьбу студента, обращающегося на ту или иную кафедру.

У меня много выпускников. Они работают над довольно широким спектром тем. Это связано с тем, что я читаю курс «Анализ музыкальных форм». Он «пронизывает» всю историю музыки от IX века до XXI. Здесь можно выбирать разные темы. Музыковеды часто стремятся продолжить свое образование и после дипломной работы пишут диссертацию. Мы это поощряем.

– Что нового ожидается в консерватории в учебном плане?

– У нас полоса обновлений уже состоялась, когда я в первый раз был избран ректором. Появились и новые факультеты, кафедры, и новые центры. Был создан факультет исторического и современного исполнительского искусства с ориентацией на старинную музыку, ее аутентичное исполнение. Факультет «набрал ход» и уже стал одним из традиционных.

Новая кафедра современной музыки акцентирует моменты композиторского творчества, находящиеся в зоне эксперимента. Ее возглавляет известный (правда, больше на западе) композитор, замечательный мастер, педагог Владимир Тарнопольский. У кафедры есть центр, при котором функционирует созданный на базе аспирантуры оркестр «Студия новой музыки». Туда приходят те, кто уже закончили консерваторию как классические музыканты. Они дополняют образование новой сферой, связанной с сотрудничеством с современными авторами-композиторами.

Я не жду сейчас каких-то новых серьезных преобразований в учебных планах. В частности, появление народных инструментов теоретически возможно, как это есть в Петербургской консерватории. Но в Москве существует Академия имени Гнесиных, которая давно специализируется на этом. То же – с джазом. Эта специализация есть в других вузах. А как факультатив джаз у нас приветствуется. Такие мастера, как Даниил Крамер и Григорий Файн, с удовольствием здесь работают. Но это не есть дисциплина, которая подразумевает дипломирование. Это – расширение кругозора.

У нас много структурных преобразований в обслуживающих сферах. Есть потребности в модификации концертной работы. Допустим, «останавливается» Большой зал, многое переносится на внешние площадки.

– Как это будет происходить?

– Мы целый год этим занимаемся. Подписаны договоры с другими концертными залами – на разных условиях. В течение года будет работать мобильная структура, отвечающая необходимым условиям. «Вернется» Большой зал, построим оперный театр, – жизнь подскажет, какие новые структуры нам понадобятся.

Только, напомню, мы – не филармония, а учебное заведение. Наш приоритет – просветительская работа. Как раз задуматься о тех, кто не может купить дорогой билет, – наша обязанность. В консерватории много концертов высочайшего класса, когда билеты пригласительные. Это очень ценит аудитория.

– Что происходит в консерватории в летний период?

– Жизнь не затихает: госэкзамены, приемные экзамены. В августе – Международная летняя школа, куда съезжается множество участников. В это же время надо ухитриться сделать ремонтные работы. Сейчас это круглосуточная, в три смены, работа в Большом зале.

Беседу вела Александра РАКОВА

(Окончание в следующем номере)

К началу ^